СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Политическое насилие всегда играло и продолжает играть большую роль в жизни общества. Войны, революции, политические убийства, репрессии по отношению к противникам отмечаются в истории человечества с древнейших времен.
Вместе с тем насилие - это опасное средство политической борьбы. С одной стороны, оно позволяет осуществлять глубокие преобразования общественных отношений. С другой - ничем не ограниченное насилие - терроризм - является источником дестабилизации любой политической системы. Особенно это характерно для режимов, находящихся в стадии становления. Поэтому эта проблема актуальна для современного российского общества.
Следует также учитывать, что в современных условиях любые конфликты и конфронтации чреваты глобальной катастрофой для мира в целом.
Насилие представляет собой применение классом, общественной группой, политическим лидером различных форм принуждения с целью приобретения или сохранения своего господствующего, ведущего положения в обществе.
Целью работы является – ознакомление с вооруженным насилием в политическом процессе.
Из поставленной цели вытекают следующие задачи:

Определить понятие насилия, роли насилия в политическом процессе.
Ознакомится с различными вооруженными конфликтами в мире.

ГЛАВА 1. Понятие насилия в политике

1.1. Насилие как средство политической борьбы

Насилие выступает в различных формах. Во-первых, в виде прямого насилия, которое выражается в непосредственном применении силы (война, вооруженное восстание, политические репрессии, террор). Во-вторых, в форме косвенного (скрытого) насилия, которое не предполагает непосредственного использования силы (различные формы духовного, психологического давления, политическое вмешательство, экономическая блокада), а заключает в себе лишь угрозу применения силы (политическое давление, дипломатический ультиматум).
По своему предметному содержанию и объекту направленности насилие можно подразделить на политическое, военное, экономическое, духовное (идеологическое), административное (судебно-законодательное).
Чем обусловлено применение насилия в политике? Прежде всего - несовместимостью интересов различных социальных групп. Несовместимость интересов классов, социальных групп заставляет их ради реализации своей воли прибегать к средствам принуждения, с их помощью преодолевать противодействие других групп. 1
Противоположность политических интересов - объективная реальность. Однако формы и масштабы насилия в политике могут быть разными. Характер насилия тесно связан с формой реализации политической власти. Власть может реализоваться в двух основных формах: господства и руководства. Господство предполагает абсолютное доминирование какого-либо класса или группы в обществе. Оно опирается на применение насилия в крайних, прямых формах. Это проявляется не только в форме физического, но и идеологического, психологического принуждения. Такая форма власти характерна для автократических режимов.
В демократических режимах власть реализуется в форме руководства, которое предполагает осуществление социальной воли той или иной группы или класса с помощью главным образом авторитета, убеждения, влияния, экономического стимулирования, а также использования непрямых путей принуждения.
Таким образом, даже в демократических государствах насилие имеет место, но оно сведено к минимуму, ограничено четкими правовыми и нравственными рамками.
Вместе с тем следует учесть тот факт, что и в демократическом обществе сталкиваются разнообразные социальные интересы. Но для демократических режимов характерна политика согласования интересов различных групп в обществе. Всякое нарушение принципа компромиссного согласования интересов общественных групп на основе общих интересов может привести к нарушениям и конфликтам. Такое согласование - сложный процесс, который не обеспечивается автоматически. Многое зависит от наличия в обществе глубоких демократических традиций, от уровня общей и политической культуры.
Может ли насилие играть позитивную роль в политике и быть оправданным?
На этот вопрос нельзя дать однозначный ответ. Все зависит от конкретных исторических обстоятельств.
Насилие оправдано в том случае, когда политическая борьба ведется против автократического режима и отсутствуют легальные возможности для действий оппозиции.
Насилие является справедливым в случае отражения не спровоцированной вооруженной агрессии извне, при подавлении вооруженного мятежа и других насильственных действий, направленных на свержение демократического государственного строя.
В любом случае насилие должно быть поставлено в жесткие юридические и нравственные рамки. Во-первых, оно должно осуществляться в строгом соответствии с демократически принятыми законами; во-вторых, оно должно быть направлено непосредственно против субъектов насильственных действий и не сопровождаться ликвидацией фундаментальных прав и свобод; в-третьих, насилие не должно выходить за пределы общечеловеческой нравственности.
Ничем не ограниченное, игнорирующее общечеловеческие, нравственные и правовые нормы насилие всегда связано с аморальностью, жестокостью, невинными жертвами. 2
Следует обратить внимание на то, что гипертрофированное насилие не только аморально, но и не конструктивно. Оно неизбежно ведет к деформации тех социальных задач, во имя которых совершаются те или иные социальные преобразования.
К примеру, использование жестокого насилия может дать определенные результаты в достижении военно-политической победы над противником и одновременно породить иллюзию всемогущества.
Неограниченное насилие в политике сопровождается формированием адекватного ему политического режима - тоталитарного и сосредоточению власти в одних руках. Такой режим порождает социальный слой, наделенный неограниченными возможностями, неизбежными привилегиями (хотя бы определять судьбу других людей), который не заинтересован в их утрате.
Экстремистское насилие наносит серьезный ущерб экономике страны, поскольку влечет за собой огромные разрушения.
Насилие порождает в духовной жизни общества атмосферу страха, дегуманизирует личность, превращает людей в пассивный объект политических манипуляций.
На основе вышеизложенного мы можем определить политическое насилие как особый тип действия, направленный на навязывание воли одного человека или группы остальным, для чего используется физическая сила. Насилие может использоваться любым из агентов политической системы (элитой, контрэлитой и массами).
Элита использует насилие, когда ее легитимность подвергается угрозе или когда нарушаются действующие юридические нормы. Ее власть в конечном счете основывается на том факте, что она является единственной политической силой, которая в рамках существующего юридического порядка имеет право на применение силы. Насилие - это «окончательный аргумент», которым пользуются элиты для сохранения своей власти. Для доказательства этой гипотезы достаточно провести небольшой мысленный эксперимент, представив себе, что случилось бы, если какая-либо политическая элита вдруг лишилась физических и социальных средств для применения насилия. Понятно, что в этом случае контр элита и массы легко свергли бы ее. Впрочем, история знает достаточно примеров, весьма реалистично иллюстрирующих последствия потери элитой возможности использовать насилие. Таким образом, насилие «сверху» используется для сохранения и воспроизводства отношений господства и подчинения. Соответственно юридическая система организована таким образом, чтобы облегчить элите применение насилия. Лица, входящие в элиту, пытаются сделать все для того, чтобы использование насилия не выглядело как акт произвола, и окружают его ореолом легитимности.
Политические элиты могут быть свергнуты не только тогда, когда они теряют контроль над средствами применения насилия, но и тогда, когда при необходимости его использования они проявляют колебания. Это имеет место в случаях, когда элиты расколоты или когда их члены неверно оценивают возможности своих противников. Исторический опыт свидетельствует, что элиты, не решающиеся применить насилие, легко лишаются власти. 3
Итак, насилие «сверху» является существенным элементом любой политической системы, независимо от оправданий его, выдвигаемых элитами в каждом конкретном случае. Правительственное насилие часто наталкивается на ожесточенное сопротивление со стороны контр элиты и масс, что может привести к более или менее длительной гражданской войне.
Политическое насилие может также использоваться контр элитой и массами. Контр элита применяет насилие в случаях, когда она полагает, что путь к власти для нее закрыт, и, кроме того, обладает необходимыми физическими и организационными возможностями. Естественно, что отнюдь не всякая контр элита, видя, что надежды ее на власть рушатся, прибегает к насилию. Как правило, насилие контр элиты применяется при поддержке масс.
Насилие масс может принимать различные формы, такие, как уличная борьба, захват помещений, взятие заложников, участие в революционных движениях и т.д. Насилие «сверху» имеет различные степени стихийности и организованности.
Из изложенного легко прийти к заключению, что насилие в его разнообразных формах является неотъемлемой составной частью политической жизни.
Рассмотренные предпосылки и причины терроризма, конечно, не дают полной картины этого сложного феномена. Имеется много частных, индивидуальных причин и мотивов обращения к террористической деятельности, например, личные обиды, зависть, ущербность, садистские наклонности, эмоциональные аффекты и пр.
Различают два типа террористической деятельности: государственный и оппозиционный. Разница между ними состоит в том, что государственный террор осуществляется органами государственной власти, господствующего класса, а оппозиционный терроризм - насилие и устранение - анти режимными группировками.
Основным оружием государственного террора являются репрессии, оппозиционного - террористические акты. Число жертв, при первом типе террора значительно больше, чем при втором. Оба типа взаимосвязаны между собой, провоцируя друг друга. Государственный террор стимулирует появление оппозиционного терроризма, делая невозможными другие методы борьбы, поскольку он жестоко подавляет всякую оппозицию.
Политический анализ показывает, что к государственному террору чаще прибегают нестабильные режимы с низким уровнем легитимности власти, они не могут поддерживать устойчивость системы экономическими и политическими методами. Стабильные же режимы прибегают к террору в тех случаях, когда они представляют собой «закрытые» системы, изолировавшие сами себя от всего мира.
В обществе, где назревшие проблемы решаются собственно политическими методами, вероятность терроризма ниже, чем в тех режимах, в которых прибегают преимущественно к насильственным средствам, особенно если эти средства связаны с устранением политических противников.
Когда государственный терроризм выходит за границы отдельных стран, он приобретает характер международного. Если на международную арену выходят негосударственные террористические организации, то их действия можно определить как транснациональный терроризм.
В соответствии с направленностью терроризм можно разделить на: социальный (или внутренний), преследующий цель коренного или частичного изменения экономического или политического строя собственной страны; националистический, практикуемый организациями сепаратистского толка и организациями, поставившими своей целью борьбу против диктата инонациональных государств и монополий; религиозный, связанный либо с борьбой приверженцев одной религии (или секты) в рамках общего государства с приверженцами других, либо с попыткой низвергнуть светскую власть и утвердить власть религиозную. 4
Выявление условий систематичного характера организации политической жизни в обществе позволяет охарактеризовать его как политическую систему. При этом необходимо отметить, что реализация функций политической системы, включающих планирующую, координирующую, законотворческую, организаторскую, духовно-идеологическую и охранительную компоненты, невозможна без использования экономических механизмов функционирования и развития общества.

Роль насилия в политическом процессе

Насилие в политических процессах встречается в самых разных формах. Есть государственное насилие в отношении тех граждан, которые не выполняют правовых норм. Такое насилие узаконено, как и насилие в ответ на агрессию одного государства в адрес другого. Международное право признает правомерность использования силы, в том числе и военной, для защиты территориальной целостности страны. Закон признает и право индивида на применение насилия в рамках достаточной самообороны.
Однако следует со всей определенностью сказать о последствиях для человека, который применял даже узаконенное насилие, не говоря уже о тех, кто стал жертвой насилия во время войн, вооруженных конфликтов и периодов криминального разгула. С человеком происходят серьезные психологические трансформации, меняющие его отношение к самому себе и другим людям.
Существуют разнообразные средства власти, способы достижения целей в политике: стимулирование, авторитет, принуждение и т.д. Каковы место и роль насилия среди них? Они определяются спецификой насилия как средства политической власти.
Прежде всего, насилие относится к неэкономичным, дорогостоящим средствам власти. Оно связано с большими социальными издержками, чем другие способы властвования. В социальную цену насилия следует включать:
а) человеческие жертвы;
б) материальные затраты;
в) духовные потери.
Человеческие жертвы выражаются, во-первых, в гибели людей, во-вторых, в физическом ущербе от применения насилия (ранения, увечья и т.д.). Количество жертв насилия, разумеется, зависит от его форм. Наиболее интенсивный характер имеют внутренние войны (гражданские и партизанские), восстания, терроризм, репрессии и террор тоталитарных режимов.
Несмотря на то, что некоторые формы насилия не сопровождаются таким большим количеством жертв (бунты, перевороты), они в этом отношении имеют более дорогостоящий характер, чем такие средства власти, как убеждение, экономическое принуждение и т.д.
Материальные затраты, связанные с насилием, включают в себя расходы на содержание аппарата принуждения, стоимость материальных ценностей, подвергшихся разрушению в результате применения насилия. Разрушение материальных ценностей (зданий, средств коммуникаций, транспорта, орудий труда и т.д.) является неизбежным следствием применения насилия. Об этом свидетельствуют многочисленные конфликты современности, включая те, которые произошли на территории бывшего СССР.
На многие десятилетия назад отброшены в экономическом отношении страны, ставшие ареной гражданских войн, этнополитических и меж клановых конфликтов (Таджикистан, Руанда, Мозамбик и др.). Даже несколько дней вооруженного противостояния в Москве в октябре 1993 г. нанесли огромный экономический ущерб, который оценивается, по разным источникам, от 30 до 300 млрд. руб.
Издержки насилия, безусловно, несводимы к чисто материальным потерям. Чем более масштабный характер носит использование физического принуждения, тем сильнее его влияние на духовную жизнь общества. Насилие обусловливает дегуманизацию межличностных отношений.
Падение нравов, рост преступности, взаимное отчуждение, ожесточение всегда связаны с применением насилия в политике. Социумы с сильными традициями насилия в политической и социальной жизни отличаются «окостенением» культуры, ослаблением ее творческого характера.
В обществах, пропитанных насилием, культура служит своеобразным орудием принудительной функции государства, обслуживает главным образом его военно-политические, репрессивные потребности. Так, в Древней Спарте вся система образования и воспитания была подчинена единственной цели - формированию воина. Усвоив только начатки письма и счета, спартанцы не умели говорить сложными фразами. В этом не было необходимости, т.к. воину было достаточно уметь кратко и четко отдавать приказания и толково повторять их. 5
Нравственное воспитание было нацелено на формирование человека, не знающего жалости к врагу. В Спарте практиковались ежегодные «священные войны» (криптии) против безоружных илотов, воспитывавшие у молодежи привычку убивать. В целом, в общекультурном отношении Спарта отставала от многих регионов Древней Греции. Конечно, спартанское общество представляет собой законченный вариант милитаризованного социума, который встречается нечасто. Однако пример Спарты показывает, как далеко может заходить духовная деградация общества под влиянием милитаризации, ничем не ограниченного насилия.
Насилие оказывает и чрезвычайно сильное моральное влияние на личность, как объекта, так и субъекта. Конечно, масштабы и соответственно цена насилия могут быть разными. Субъекты власти обычно стремятся сократить свои потери, каким-то образом ограничить насилие. Однако это далеко не всегда удается, поскольку важнейшей особенностью насилия как средства в политике является высокая степень риска, связанная с его применением, непредсказуемость.
Собственно, цели и результаты любой деятельности, в том числе политической, никогда полностью не совпадают. Неполное совпадение целей и результатов деятельности выражается, во-первых, в том, что субъект не добивается первоначально запланированного, во-вторых, в побочных следствиях действий субъекта. Чем объяснить несовпадение целей и результатов деятельности? Прежде всего, не тождественностью мысленных представлений о реальности, отраженных в целях, и самой реальностью, которая обнаруживается в ходе реализации целей.
Цель представляет собой идеальное предвосхищение результатов деятельности. В процессе целеполагания невозможно учесть все обстоятельства социальной деятельности, воздействие разнообразных сил, несовпадающих интересов людей, участвующих в процессе деятельности. Политическая деятельность, в ходе которой применяется насилие, отличается особой непредсказуемостью. Насилие трудно контролировать, ограничивать определенными рамками (масштабами, объектами и т.д.), строго дозировать. Часто в истории попытки ограничить насилие оказывались неудачными. Так, лидеры якобинцев надеялись, что период репрессий будет непродолжительным, и за ним последует «золотой век» Франции. В действительности «золотой век» так и не наступил, несмотря на террор, длившийся почти год.
Руководители большевиков были уверены в легкой победе над царизмом, который они сравнивали с прогнившей стеной, способной рухнуть от одного удара. Они многократно повторяли, что применение ими насилия в ходе революции носит временный характер.
Политическое действие, сопровождающееся насилием, характеризуется не только неконтролируемой эскалацией Эскалация - это расширение, увеличение чего-либо (например, вооружения государства). Слово эскалация употребляется также в значении искусственного наращивания, усиления конфликта. физического принуждения, но и непредсказуемыми изменениями формулировок целей.
Как известно, мотивы политической деятельности могут иметь разную степень рациональности, т.е. осознанности субъектом своих интересов и целей, обоснованности выбираемых средств действия.
Что касается политической деятельности, связанной с насилием, то она, как никакая другая, отличается высокой эмоциональной напряженностью, насыщенностью. 6
С другой стороны насилие - это проявление агрессии фрустрированных.
Фрустрамция (лат. frustratio - «обман», «неудача», «тщетное ожидание», «расстройство замыслов») - психическое состояние, возникающее в ситуации реальной или предполагаемой невозможности удовлетворения тех или иных потребностей. индивидов и групп, результат социального давления, превышающего возможности человека к терпению. Поэтому субъекты насилия часто руководствуются эмоциями и чувствами, дошедшими до бурной степени проявления: гнев, ярость, ненависть, отчаяние.
В свою очередь, физический ущерб (побои, увечья), убийства вызывают соответствующую эмоциональную реакцию объектов насилия. Унижение достоинства, боль, горе вызывают не только страх, но и ненависть, чувство мести. В политике существует некая симметрия между властным воздействием и сопротивлением ему. Это верно и в отношении к физическому принуждению: насилие порождает насилие. Непредсказуемость, неконтролируемость насилия определяются и специфическими социально-психологическими явлениями, возникающими в процессе осуществления актов насилия.
В ходе самих насильственных действий, в «горячке боя» трудно сохранить самообладание, контролировать свои эмоции. Угроза физического ущерба, а возможно и гибели, другие переживания вносят в политические действия, связанные с насилием, значительный элемент случайности.
Насилие, конечно, мотивируется не только ярко выраженными эмоциями. Оно может быть следствием бесстрастной логики. Более того, его часто совершают лица, которые не испытывают никакой неприязни к объекту насилия, а лишь выполняют свой профессиональный долг (военные, полицейские и т.д.). Однако даже рациональное решение, предполагающее применение физического принуждения, в процессе реализации может быть подвергнуто эмоциональной эрозии, ознаменоваться неожиданными поворотами.
Мощное психологическое непредсказуемое воздействие на личность оказывает насилие, совершаемое толпой. Толпа - это неорганизованное скопление людей, поведение которых регулируется коллективными эмоциями. Для толпы характерно исчезновение индивидуального сознания, формирование коллективного «бессознательного», снижение интеллектуального потенциала, ответственности ее участников. Эмоциональное влияние толпы трудно преодолеть, оно основано на принципе «заражения».
Вместе с тем, толпа «заражается» деструктивным поведением. Эмоции толпы отличаются разрушительностью, импульсивностью, неустойчивостью, гипертрофированностью, нетерпением и нетерпимостью к чужим взглядам и поведению.
Поэтому действиям толпы присущи агрессивность и склонность к насилию. Индивиды становятся жертвой установки на деструктивное поведение, формируемое толпой. Человек, в обычных условиях не склонный к агрессии, в толпе может оказаться «зараженным» вирусом насилия. Поэтому массовые формы политического насилия отличаются особой непредсказуемостью, неуправляемостью. 7
Следует отметить, что специфический характер воздействия физического принуждения заставляет его субъектов систематически обращаться к этому средству. Объект подчиняется властной воле только в том случае, если уверен, что угроза применить к нему насилие (в случае непослушания) носит реальный характер. Поэтому угроза насилия должна периодически сопровождаться его прямым применением.
Конечно, в политических системах, отличающихся широким применением насилия во властных отношениях, его масштабы могут со временем сокращаться. Объекты власти, боясь репрессий, способны подчиняться без актуального использования насилия, под воздействием своеобразного «остаточного эффекта» физического принуждения.
Так, в тоталитарных режимах масштабы террора постепенно снижаются. При этом действует следующий механизм: непосредственное (прямое) насилие вызывает страх, который ослабляет сопротивлением объекта; дополнительное насилие вызывает еще больший страх, который вместе с физическим устранением активистов обусловливает прекращение сопротивления, что дает возможность субъекту власти ограничиться угрозой насилия и сократить объем его реального использования. Последнее означает достижение политическим режимом максимальной стабильности. Однако насилие продолжает применяться. Непредсказуемость эскалации насилия объясняется и организационными причинами. Полной дисциплины трудно добиться и среди солдат регулярной армии и полиции. Тем более сложно обеспечить строгое выполнение приказов, команд, инструкций в нерегулярных воинских формированиях (партизанские отряды), в боевых группах оппозиционеров или в толпе. Здесь нередки случаи «самодеятельности», спонтанных действий и других нарушений дисциплины.
Наконец, военно-технические аспекты насилия мешают его избирательному использованию. Эффект применения любого оружия непредсказуем. Простой булыжник, брошенный в полицейского, может попасть в кого угодно, задеть несколько человек. Современное тяжелое оружие в еще меньшей степени поддается селективности.
Количество жертв, взрыва гранаты, снаряда, бомбы, ракеты невозможно предсказать. При этом могут пострадать люди, которые первоначально не были объектом насилия (случайные жертвы). Опыт насильственных конфликтов показывает, что от них страдает, прежде всего, мирное население (независимо от субъективных намерений сторон конфликта). По статистике, в современных условиях оно составляет 90% жертв конфликтов.
Эскалация насилия, его неконтролируемые вспышки, появление случайных жертв могут радикально изменить восприятие насильственных действий, их характер и последствия, помешать добиться первоначально поставленных целей. Поэтому применение насилия как политического средства всегда содержит в себе значительный элемент риска.
Насилие, как уже неоднократно отмечалось, в качестве политического средства отличается конфронтационностью. Политическая власть представляет собой систему связей, отношений между ее субъектами и объектами. При этом стороны властных отношений одновременно взаимополагают и взаимоотрицают друг друга, находясь в состоянии противоречивого единства. Вместе с тем формы властных отношений различаются между собой с точки зрения диалектики полагания и отрицания: от власти, в которой одна или обе стороны стремятся к полному отрицанию противоположностей, до власти, в которой стороны имеют тенденцию к единству.
Насилие является признаком тех разновидностей властных отношений, которые предполагают антагонизм субъекта и объекта. Во-первых, оно является выражением безразличия субъекта к интересам объекта, тех, против кого направлено физическое принуждение. Насилие - это наиболее откровенное, видимое средство политического и социального господства в целом. В отличие от скрытых, более мягких способов властвования (манипуляция, убеждение, стимулирование), оно прямо и грубо ограничивает свободу социального агента путем физического воздействия на него (ограничение свободы передвижения, временное лишение дееспособности, физическое устранение).
Превращая другую сторону в простой объект физического манипулирования, насилие трансформирует социальные и политические отношения в односторонний процесс. 8
В тоталитарном государстве массовый террор сводит многообразие форм коммуникационного взаимодействия к однообразному типу: насильственный сигнал - автоматический, рефлекторный ответ. Это ведет к сокращению пространства сферы коммуникации, канонизации передаваемой информации, устранению всего того, что не совпадает с официальной идеологией.
Насильственные столкновения, например, в ходе гражданских войн трудно остановить и после того, как политические лидеры достигают перемирия. Полевые командиры, боевые товарищи которых погибли, готовы ослушаться приказов и продолжать бои, чтобы отомстить за смерть близких. Их поведение подчинено особой логике - «логике пролитой крови». Немало примеров такого рода дают нам внутренние войны в различных странах (Афганистан, Босния, Чечня, Косово и др.).
и т.д.................

Читайте также: B) Количественная определённость относительной формы стоимости D) Этап ранних стартов или развитию собственно спортивной формы, этап непосредственной подготовки к главному старту E. которая не обладает гибкостью и не может адаптировать свои свойства к окружающим условиям I.6.1.Кризис административно-командной системы в условиях завершения восстановления народного хозяйства после окончания Отечественной войны. I.6.2.Ликвидация тоталитарно-репрессивного политического режима сталинизма и начало демократизации советского общества. I.6.4. Отстранение от политического руководства Н.С. Хрущева и критика субъективизма и волюнтаризма в управлении обществом.

Политическое насилие можно определить как физическое принуждение, применяемое как сред­ство навязывания воли субъекта политики с целью овладения властью, прежде всего государственной, ее использования и защиты. Актами политического насилия являются конкретные насильственные действия: убийства, террор, принудительное задер­жание, пытки, присвоение собственности и т. д.

Наличие у физического принуждения существен­ных особенностей позволяет рассматривать полити­ческое насилие как самостоятельное понятие, имею­щее специфический объем и содержание, отличные и от принуждения в целом, и от других его разновид­ностей.

В работах зарубежных и отечественных исследователей рассмат­риваются различные варианты типологии: по сфере действия (внутригосударственное и межгосударствен­ное насилие); по отношению субъектов насилия к го­сударственной власти (государственное и негосудар­ственное); по степени организованности (стихийное и организованное); по количеству участников (инди­видуальное, коллективное и массовое); по источнику инициативы (оборонительное, ответное и наступатель­ное, агрессивное); по количеству жертв (высокоин-тенсивное, имеющее среднюю или низкую интенсивность); по социальной характеристике субъекта поли­тического насилия (социально-классовое, этническое, религиозное); по направленности и глубине социально-политических последствий насилия (реформистское, радикальное, реакционное и консервативное); по спо­собам воздействия на объект (демонстративное и ин­струментальное насилие); по средствам (вооруженное и невооруженное насилие).

Кроме того, можно выделить следующие формы политического насилия (сложные проявления наси­лия, которые отличаются друг от друга совокупно­стью перечисленных признаков видового деления): бунт (неорганизованные локальные волнения, имею­щие коллективный характер); столкновение полити­ческих группировок (локальные коллективные стычки политических оппонентов, не направленные против властей); восстание (массовое вооруженное высту­пление с целью осуществления изменений во власт­ных отношениях); гражданская война (крупномасштаб­ное вооруженное противоборство за государственную власть между общественными группами в рамках одного государства); партизанская война (вооружен­ная борьба против правительства, которую ведут, применяя особую тактику, отряды оппозиционеров, имеющие постоянные места дислокации на неболь­шой труднодоступной части территории страны); переворот (захват власти относительно небольшой группой заговорщиков); терроризм (систематическое применение ничем не ограниченного политическо­го насилия, имеющего целью достижение определен­ных результатов путем устрашения политических противников); репрессии (насильственные действия органов государства, направленные на достижение политической стабильности, но не связанные с гра­жданской войной и запугиванием политических оппонентов).

Можно выделить несколько факто­ров, способствующих тому, что насилие становится не экстраординарным и вынужденным действием, а нор­мой, частью официальной политической идеологии государства.

Первый фактор носит не столько политический, сколько мировоззренческий характер. Речь идет об определенных представлениях о человеческой при­роде. Демократические режимы исходят из презумп­ции изначальной разумности и конструктивности че­ловека: люди способны договариваться между собой, им не свойственны разрушительные тенденции, они склонны подчиняться правилам, существующим в обществе, поскольку понимают их разумность и необ­ходимость. С таким взглядом на человека связано и отношение демократических систем к насилию - оно допускается лишь как исключительная мера по отно­шению к меньшинству населения. Массовое же поли­тическое насилие демократическая идеология отвер­гает в принципе.

Вторым фактором, способствующим тому, что­бы насилие становилось системообразующим стерж­нем политической идеологии, является определенное представление об историческом процессе. Если этот процесс видится хаотичным, случайным, в ходе кото­рого постоянно возрастает энтропия, то для регулиро­вания этого процесса, для введения его в какие-то рамки, нужен великий человек, который сможет этот процесс структурировать.

Третий фактор - это представление политика или политической элиты о миссии - своей, своего народа, своей партии или любой другой группы, с которой идентифицируют себя субъекты политического процесса. Если «мы», белые люди, или «мы», комму­нисты, или «мы», патриоты, призваны осуществлять некую миссию, некие принципиальные изменения в обществе, привести его к правде, к истине, осущест­вить свое предназначение, то вопрос о допустимости насилия не вызывает никаких сомнений. Его вполне можно использовать хотя бы для того, чтобы быстрее достичь высшей цели, которая, безусловно, оправды­вает средства.

Четвертый фактор - ориентация в политике не столько на решение повседневных проблем, сколь­ко на некий идеальный мир. Такая ориентация при­водит к представлению о малой ценности настоящего момента. То же самое происходит и на уровне идео­логии. Если сегодняшний день не самоценен, а явля­ется лишь переходным периодом на пути к дню зав­трашнему, то нет моральных преград для того, чтобы ради скорейшего достижения цели использовать в политической практике любые формы насилия.

45. Сущность, уровни и типы политического сознания. Массовое сознание и общественное мнение. Полити­ческая психология.

Наиболее общей категорией, характеризующей субъективную сторону политики, является политическое сознание. Основными формами существования политического сознания является политическая идеология и психология. Среди них особую и всевозрастающую роль играет политическая идеология.

В общепринятой мировой традиции политическое сознание рассматривается как вся совокупность психического отражения политики, как ее субъективный компонент, проявляющий себя на разных уровнях, в различных ситуациях.

Политическая социология трактует его прежде всего как совокупность, с одной стороны, установок и стереотипов, сформировавшегося вне сферы политического сознания, и, с другой стороны, выводов, полученных в результате самостоятельного анализа индивидом или группой социально-политической деятельности, выделяя в качестве особых факторов идеологические компоненты политического сознания, оказавшие на него значительное влияние.

С точки зрения субъекта политического сознания в мировой политологии выделяется массовое, групповое и индивидуальное политическое сознание. В первом измерении политическое сознание определяется как массовое сознание общества по вопросам, имеющим актуальное политическое содержание и чреватым определенными политическими последствиями. В этом смысле политическое сознание – особый, политизированный сегмент массового сознания. Структурное массовое политическое сознание включает статичные (типа ценностей и “общих ориентацией”) и динамичные (типа массовых настроений) компоненты. В конкретном выражении это, во-первых, уровень ожиданий людей и оценка ими своих возможностей влиять на политическую систему в целях реализации имеющихся ожиданий; во-вторых, социально-политические ценности, лежащие в основе идеологического выбора (справедливость, демократичность, равенство, стабильность, порядок и т.д.); в-третьих, быстро меняющиеся мнения и настроения, связанные с оценками текущего положения, правительства, лидеров, конкретных политических акций и т.д. Массовое политическое сознание определяет тип и уровень политической культуры общества и обуславливает наиболее типичные, массовые варианты политического поведения. Наиболее распространенный способ выявления массового политического сознания – опросы общественного мнения по политическим вопросам.

Залысин И.Ю.

Один из современных политологов справедливо заметил, что насилие — это великая головоломка политики . Проблемы начинаются уже с поиска ответа на вопрос о том, что такое насилие. Одни считают, что насилие является синонимом вреда, зла, причиняемого человеку. Другие отождествляют насилие с принуждением и говорят об идеологическом, психологическом, моральном насилии. Третьи под насилием понимают физическое воздействие на человека.
Не меньше неясностей заключает в себе и вопрос о роли насилия в политике. Абсолютное большинство политических деятелей и исследователей в той или иной степени осуждает насилие, говорит об ограниченности его возможностей («на штыках нельзя сидеть»). Однако, при этом, насилие всегда имело и имеет широчайшее распространение в политической жизни различных государств. Чем объяснить этот парадокс?
Правильно понять сущность и роль политического насилия, на мой взгляд, невозможно без анализа его взаимосвязи с властью. Как и насилие, власть является объектом многочисленных интерпретаций. Однако если обобщать различные точки зрения на власть, существующие в политической науке, можно сделать вывод о том, что большинство авторов рассматривает власть как способность и возможность социального субъекта осуществлять свою волю, в случае необходимости навязывая ее тем, кто является объектом властного воздействия.
Власть, отмечает К. С. Гаджиев, это «способность ее субъекта (отдельной личности, группы людей, организации, партии, государства) навязать свою волю другим людям, распоряжаться и управлять их действиями, будь то насильственными или ненасильственными средствами и методами» .
Как видно уже из этого определения, насилие относится к средствам власти, т. е. к тем способам, приемам, с помощью которых субъект власти осуществляет свою волю. Средства власти имеют огромное значение для властных отношений. 0.М. Ледяева подчеркивает: «Какой бы „сильной“ воля ни была, она не может навязываться другому субъекту без опосредования определенными средствами. Средства, обеспечивающие саму возможность волеотношения и навязывания идей, играют во власти не второстепенную, а существенную роль. Именно они в качестве социальной силы обеспечивают подчинение субъекта путем регуляции его воли, сознания, поведения» . Не случайно итальянский исследователь Г.Барбьеллини Амадеи включает в определение власти способность «контролировать средства осуществления влияния на других» .
В распоряжении субъекта власти находятся различные средства властвования: убеждение, принуждение, авторитет, манипуляция, стимулирование и др . На наш взгляд, средства политической власти можно разделить на две основные группы. Во-первых, средства, рассчитанные на добровольное подчинение объекта власти субъекту. Во-вторых, способы властного воздействия принудительного характера.
К первой группе относятся такие средства, как авторитет (определяемый личными достоинствами лидера, традицией, законом), стимулирование (предоставление вознаграждений в обмен на подчинение) и т. д. Мотивы, которые заставляют объект власти выполнять волю субъекта, опирающегося на перечисленные ресурсы, состоят в уважении к субъекту власти, идентификации с ним, привычке, вере, а также заинтересованности в выполнении распоряжений.
В случае необходимости субъект власти использует средства убеждения, чтобы доказать необходимость подчинения воле тех, кто осуществляет власть. В отличие от манипуляции, убеждение не предполагает обмана его объекта, оставляет за ним свободу выбора. Политическая власть, опирающаяся преимущественно на добровольное подчинение большинства граждан, часто определяется как авторитетная.
Однако субъект власти далеко не всегда может рассчитывать на добровольное подчинение. Властные отношения имеют асимметрический характер, предполагают неравенство между субъектом и объектом власти. Они основаны на господстве одних, чья властная воля доминирует, и подчинении других, на которых она направлена. Неравенство участников политического процесса по отношению к власти, несовпадение их интересов неизбежно заставляют субъекта власти прибегать к принуждению.
Политические средства принудительного характера заключаются в таких приемах и методах власти, которые призваны заставить объект власти подчиниться против его воли, сломить его сопротивление. Главным мотивом выполнения распоряжений субъекта в данном случае является страх перед негативными санкциями (наказаниями), которые могут быть применены в случае непослушания. К подчинению побуждают также реальные меры давления, заставляющее объект власти поступать определенным образом.
Существуют различные формы принуждения, на наш взгляд, можно говорить об экономическом принуждении, которое состоит в использовании санкций, влияющих на материальное положение определенных лиц или групп людей (увольнение с работы, штрафы и т. д.).

Духовное принуждение предполагает воздействие на сознание объекта власти с помощью духовных ценностей и деятельности. Оно включает в себя распространение угроз с помощью системы пропаганды, общественного мнения, морали и т. д., которые заставляют объект власти подчиняться субъекту.
Какое место занимает насилие среди средств властного воздействия? Насилие, на наш взгляд, является разновидностью принуждения. Согласно русской лингвистической традиции, под насилием понимается принудительное воздействие на кого-либо . В чем его специфика? Насилие представляет собой принуждение с помощью физического воздействия.
Это означает, во-первых, что объектом насилия выступает, прежде всего, телесная оболочка человека, его ткани. Конечно, применение насилия имеет и психологические последствия, затрагивает не только физические, но и духовные свойства человека (эмоции, чувства и т. д.).
Однако их можно назвать побочными эффектами насилия (за исключением одной раз-новидности политического насилия — терроризма).

Главными последствиями насилия для организма человека являются физические телесные повреждения, смерть и т.д.
Объектами насилия выступают также материальные ценности (здания, средства транспорта и т. д.) в том случае, если их разрушение имеет целью вынудить определенные группы людей или индивидов подчиниться субъектам власти.
Во-вторых, физический характер принуждения означает определенный способ воздействия субъекта насилия на его объект. Принуждая кого-то к чему-либо, субъект насилия использует возможности мышц, мускулов или орудия, которые усиливают их эффект (огнестрельное оружие, отравляющие вещества, подручные средства и т. д.).
Актами политического насилия являются конкретные насильственные действия: убийства, избиения, принудительное задержание, пытки, взрывы, поджоги, экспроприация собственности и т. д.
Насилие как средство властного воздействия имеет определенную специфику, которая отличает его от других. Прежде всего, насилие относится к разряду «неэкономичных» средств политической власти. Оно вызывает большие социальные потери (человеческие жертвы, разрушение материальных ценностей, духовные издержки), чем другие способы властвования (например: убеждение, авторитет). Следует подчеркнуть, что насилие вызывает издержки, как со стороны объекта, так и со стороны субъекта власти (материальные затраты, дегуманизация личности и т.д.)
Конечно, масштабы и, соответственно, цена насилия могут быть разными. Субъекты власти обычно стремятся ограничить свои потери, каким-то образом ограничить насилие. Однако это далеко не всегда удается, поскольку насилие трудно контролировать. Почему?
Политическая деятельность, связанная с насилием отличается высокой эмоциональной напряженностью, насыщенностью. Как отмечает Д. Аптер, насильственные действия «перегружены эмоциональным и символическим значением» . Психологический фон насилия составляют эмоции и чувства, часто дошедшие до бурной степени проявления: гнев, ярость, ненависть. Последствия насилия (побои, увечья, убийства, унижение достоинства, боль, горе) вызывают не только страх, но и чувства мести. Дж. Гэлбрейт отмечает, что чаще всего существует «симметрия между властным воздействием и сопротивлением ему» . Это верно и в отношении к физическому принуждению: насилие порождает насилие.
В ходе самих насильственных столкновений трудно сохранить самообладание, контролировать свои эмоции. Угроза физического ущерба, а возможно и гибели, другие переживания вносят в политические действия, связанные с насилием, значительный элемент непредсказуемости, случайности.
Даже рациональное решение, предполагающее применение физического принуждения, в процессе реализации может быть подвергнуто эмоциональной эрозии, ознаменоваться неожиданными поворотами.
Непредсказуемая эскалация насилия объясняется не только психологическими, но и организационными причинами. Полной дисциплины трудно добиться и среди военнослужащих регулярной армии, работников правоохранительных органов, тем более сложно обеспечить строгое выполнение приказов, команд, инструкций в нерегулярных воинских формированиях, боевых группах оппозиционеров, в толпе. Здесь нередки случаи самодеятельности, спонтанных действий и других нарушений дисциплины.
Наконец, военно-технические аспекты насили я мешают его избирательному использованию. Эффект применения любого оружия непредсказуем. Количество жертв его использования невозможно предсказать. При этом могут пострадать люди, которые не были первоначальным объектом насилия (случайные жертвы). Опыт насильственных конфликтов показывает, что от них страдает прежде всего мирное население (независимо от субъективных намерений сторон конфликта). По статистике оно составляет 90 % жертв современных вооруженных конфликтов .
Непредвиденные жертвы, эскалация насилия могут сказаться на результатах политических действий, помешать добиться первоначально поставленных целей. Поэтому применение насилия как политического средства всегда содержит в себе значительный элемент риска.
Насилие как политическое средство отличается конфронтационностью. Политическая власть представляет собой систему связей, отношений между ее субъектами и объектами, между всеми участниками политического процесса. Нормальное функционирование политической системы невозможно без обеспечения коммуникаций между политическими факторами, некоторого единства по поводу правил и процедур реализации властных отношений.
Насилие ухудшает взаимодействие между участниками политического процесса, ведет к их взаимному отчуждению, конфронтации, разрыву целостности социально-политического сообщества. «Взаимодействия, в основе которых лежит принуждение, глубоко конфликтны по своему существу и в типичных случаях сопряжены с угрозой применения или применением силы» , — отмечается в англо-американском «Словаре политического анализа» .
Эмоциональный фон насилия способствует обострению отношений оппонентов. Насилие оставляет глубокие следы в сознании людей, его трудно забыть, простить. Оно надолго становится источником вражды, ненависти. Насилие, примененное хотя бы однажды, значительно сокращает пространство для политического маневра, компромиссов.
Насилие как средство в политике отличается тем, что способствует распространению в обществе автократических тенденций. Страны, пережившие сколько-нибудь значительные насильственные конфликты, характеризуются ужесточением политических режимов. Почему?
Прежде всего, насилие обладает инерционностью, способностью превращаться в традицию политической жизни. Там, где оно дало эффект, возникает соблазн использовать его и в дальнейшем, для других целей.
Развивается, по выражению К. Каутского, «казарменное мышление». Его составляет убеждение в том, «будто голое насилие является решающим фактором во всемирной истории, будто достаточно овладеть необходимой силой и беспощадностью, чтобы осуществить все, что угодно» .
В целом, применение насилия требует формирования определенного репрессивного аппарата (вооруженные силы, спецслужбы, органы правопорядка), который претендует на особый статус и привилегии.
М. Вебер так охарактеризовал процесс институционализации аппарата принуждения: «Тот, кто хочет силой установить на земле абсолютную справедливость, тому для этого нужна свита: человеческий «аппарат» . Ему он должен обещать необходимое (внутреннее и внешнее) вознаграждение — мзду небесную или земную — иначе «аппарат» не работает. Итак, в условиях современной классовой борьбы внутренним вознаграждением является утоление ненависти и жажды мести… Внешнее вознаграждение — это авантюра, победа, добыча, власть и доходные места. Успех вождя полностью зависит от функционирования подвластного ему человеческого аппарата. Поэтому зависит он и от его — а не своих собственных — мотивов, т.е., от того, чтобы свите: красной гвардии, провокаторам, шпионам, агитаторам, в которых он нуждается, эти вознаграждения доставлялись постоянно… «Поэтому, достигшая господства свита борца за веру особенно легко вырождается обычно в совершенно заурядный слой обладателей теплых мест» .
Аппарат насилия не испытывает никакого желания терять свои «теплые места» , привилегии, влияние. Поэтому он не может находиться в нерабочем состоянии и не прекращает своей работы после того, как власть захвачена. Аппарат репрессий и в последующий период стремится доказать свою важность и нужность. Для этого фабрикуются дела «врагов народа» , отыскиваются мнимые подрывные элементы и шпионы.
Некоторые политики и ученые склонны высоко оценивать роль насилия в политической жизни. С другой стороны, сторонники ненасилия весьма критически оценивают моральные аспекты и политическую полезность насилия. Каковы реальные политические возможности насилия? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим роль насилия в достижении целей субъектов власти.
Для субъектов государственной власти важнейшей целью является обеспечение целостности общества, стабильности политической системы. Можно ли добиться этой цели с помощью насилия? Физическое принуждение, безусловно, позволяет обеспечить стабильность и порядок в обществе, депрессивные меры против оппозиции могут дать определенный эффект. «Насилие или угроза насилия являются мощным фактором, сдерживающим людей от всякого рода поползновений на жизнь, свободу, собственность других членов общества» , — отмечает К.С. Гаджиев .
Вместе с тем насилие в качестве средства поддержания политической стабильности в состоянии обеспечить, главным образом, пассивное, формальное, вынужденное подчинение. Известно, что с помощью угроз, команд, приказаний и безусловных запретов можно добиться внешнего послушания и выполнения каких-то требований. Однако нормы и ценности, передаваемые индивидам в такой форме, не становятся частью их внутренних личностных убеждений, остаются внешним, наносным и поэтому легко исчезающим содержанием их сознания .
Подавляемые формы социального поведения, согласно экспериментальным данным, имеют тенденцию к возрождению в том же качестве после прекращения воздействия негативных санкции .
Как справедливо отмечает Д. Рон, насилие более эффективно в удержании от каких-то действий, чем в стимулировании других .
Неудивительно, что многие политологи и политики сомневаются в прочности власти, опирающейся на физическое принуждение. Л. Санистебан подчеркивает: «Элиты понимают, что власть, основанная исключительно на угрозе применения силы или на ее действительном применении, непрочна» . Д. Миллер, М. Роулендс и Ч. Тилли приходят к выводу, что господство, основанное на насилии, может быть эффективным лишь в течение короткого времени .
Однако, нам известны тоталитарные и авторитарные режимы, которые стабильно существовали и существуют в течение длительного времени, широко опираясь на насилие как на один из главных рычагов власти. Чем это объяснить?
При более внимательном рассмотрении политических режимов, активно использующих репрессии для поддержания стабильности, можно заметить, что насилие даже в самых жестких из них не является единственным средством достижения этой цели, как это ни парадоксально, но большинство из них имеют легитимность, т. е. располагают доверием большинства граждан. И фашистские, и коммунистические тоталитарные режимы использовали авторитет вождя, традиции для достижения легитимности.
В тоталитарных государствах была создана система идеологической обработки граждан, имевшая всеохватывающий характер. С помощью различных каналов социализации обеспечивалась интернализация населением социальных норм, которые формировали у объектов власти чувство долга по отношению к властвующим, внутреннее обязательство подчиняться их воле.
Таким образом, для достижения стабильности автократические режимы используют широкий набор политических средств: манипуляцию, авторитет, стимулирование, принуждение, в том числе физическое. Чтобы насилие могло эффективно выполнить функции защиты властных отношений, должны быть, на наш взгляд, соблюдены некоторые условия.
Прежде всего, насилие должно рассматриваться как легитимное, т. е. законное , большинством населения. В противном случае субъекту насилия трудно рассчитывать на общественную поддержку.
Важное значение имеет владение искусством применения насилия. Он о предполагает гибкое сочетание различных средств власти. Практика показала, что политическая система тем прочнее и долговечнее, чем разнообразным арсеналом средств власти располагают властвующие. Это в равной мере относится к любым средствам власти, как к насильственным, так и ненасильственным. Ни одно из них не является настолько эффективным и всеохватывающим, чтобы обеспечить стабильность государственной власти.
В этом смысле возможности «голой силы» так же ограничены, как и «голого авторитета» . Еще Ж. Ж. Руссо подчеркивал: «Власть, возникающая из любви подданных, несомненно, наибольшая, но она непрочна и условна…» .
Итальянский социолог конца Х1Х — начала ХХ вв. В. Парето, автор нашумевших работ о политических элитах, писал о том, что, если правящий класс использует силу и убеждение в определенных пропорциях, он может править, в принципе, вечно. Однако пока ни одна элита в этом не преуспела: те политические лидеры, которые склоняются к насилию, недооценивают убеждение, и наоборот .
Использование насилия должно быть подчинено принципам логичности и последовательности. Любые кидания в крайности, резкие переходы от жестоких репрессий к мягкой, либеральной политике, и обратно, как правило, ослабляют политический режим. В. Парето указывал на отсутствие решительности, как на одну из главных причин гибели политических элит .
Колебания, отсутствие логики в действиях субъектов насилия вызывают непонимание и неприятие объектов власти. Непринятие мер против лиц, подрывающих стабильность режима, создает ощущение безнаказанности. С другой стороны, репрессии против невиновных будут вызывать ярость, отчуждение.
Представляет опасность ослабление насильственных средств контроля над социальным поведением после длительного периода легитимного тоталитаризма. Попытка вновь обратиться к репрессиям вызывает обычно бурный протест, т. к. в отличие от прежних времен у властей нет легитимности, слаженного аппарата принуждения, а массы уже в определенной степени избавились от страха (нечто подобное происходит сейчас в России).
Анализ политической жизни различных государств показывает, что наиболее стабильны либо те из них, в которых насилие систематически применяется в широких масштабах (при наличии легитимности), либо либерально-демократические режимы, где используются мягкие меры подавления экстремистских выступлений .
Это объясняется тем, что систематические последовательные репрессии, разветвленная система слежки, характерные для тоталитарных режимов, лишают оппозицию каких бы то ни было шансов на организованные действия. Поэтому крушение тоталитарных режимов за редким исключением связано или с внешним военным поражением, или со смертью вождя и расколом правящей элиты, но не с массовыми оппозиционными действиями.
С другой стороны, в демократических государствах, где наблюдается диффузия власти, перераспределение различных ее видов (экономической, культурной и др.) между различными социальными группами, ни одна из них не имеет полного контроля над политическими институтами общества. Это означает, что политические решения принимаются в результате компромисса между основными политическими силами. Рядовые граждане имеют возможность оказывать влияние на политическую элиту благодаря использованию демократических процедур.
Поэтому политический вес «непримиримой оппозиции » в демократических государствах невелик. Большинство участников политического процесса не испытывает необходимости обращаться к насилию для достижения своих целей.
Психологическая основа зависимости между уровнем репрессий и степенью лояльности объекта власти исследована рядом американских ученых. Так, установлено, что наказания имеют двойной эффект. С одной стороны, они запрещают агрессивный ответ из-за боязни еще большего наказания. С другой — повышают фрустрацию (ощущение отчаяния вследствие невозможности достичь значимых целей) и, следовательно, агрессивность .
Чтобы подавить агрессивный эффект, нужно либо использовать очень сильные наказания, либо, наоборот, применять более мягкие санкции или поощрения . В то же время наказания среднего уровня не обладают таким потенциалом сдерживания, как сильные или мягкие санкции, порождая последовательность: агрессия -наказание среднего уровня — агрессия .
Насилие более эффективно в том случае, если его субъекты учитывают социально-политические и культурно-психологические условия, в которых оно применяется. Насилие имеет больший потенциал в обществах с авторитарной политической культурой, где насилие традиционно рассматривается как приемлемый образец политического поведения. Для таких обществ характерна привычка к подчинению сильной власти (понимаемой как принудительная) и презрение к слабой, нетерпимость к инакомыслию и т.д.
Нравственная оценка насилия имеет большое влияние на его результативность. Учитывая это обстоятельство, большинство политиков, включая самых циничных, пытаются придать своим действиям хотя бы видимость моральной оправданности.
Практика показывает, что насилие более эффективно тактически, для решения элементарных политических задач, а не глобальных, стратегических. Х. Арендт справедливо отмечала, что насилие — это скорее оружие реформаторов, чем революционеров, имея ввиду политические возможности этого средства .
С помощью насилия можно физически устранить или изолировать некоторую часть оппозиции, но не возможно уничтожить оппозицию как политическое явление , которое порождено определенными социальными причинами (антагонизмом социальной структуры, социокультурным отчуждением и т.д.). Ш. Л. Монтескье писал: «Общество есть связь, соединяющая людей, а не сами люди» .
Нужно быть реалистами в оценке эффективности насилия. Современные достижения в области средств массовой коммуникации, технической оснащенности насилия, технологии социального контроля повышают потенциал «голой силы». Систематическое, грубое, крайнее насилие способно создать такую атмосферу всестороннего страха, которая порождает трансформацию сознания. У объекта насилия формируется привычка к подчинению репрессивной власти.
Ж. Жилев так характеризует процесс перехода внешних санкций во внутренние побуждения: «Тоталитарное государство доводит террор и контроль до такой степени всеохватности и совершенства, что каждый гражданин поступает именно так, как оно хочет. И гражданин привыкает к тому, что веления государства — самые правильные, и всегда соглашается с ними, не задумываясь над тем обстоятельством, что ему не дозволяется поступать по-другому. В конце концов, он начинает внушать себе, что поступает так добровольно настолько, насколько можно согласовывать добровольность и принуждение » .
В этих условиях режим, опирающийся на «голую силу» (что вовсе не означает, что он использует только насилие — ни одно средство монопольно не может обеспечить господство, — а что он, главным образом, опирается на физическое принуждение), может просуществовать довольно долго. Однако при этом социальная цена такого режима будет весьма высока (застой социальных отношений, низведение объекта власти до уровня биологического существа и т.д.).
Учитывая это обстоятельство, цивилизованным политикам следовало бы относиться к насилию с величайшей осторожностью.
Литература :
1. Chung-si Ahn. Social Development and Political Violence. Seoul, 1985, p. VII;
2. Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1994, с. 105-106;
3. Ледяева О.М. «Понятие власти»// Власть многоликая/ Редколл. Уваров А.И. (отв.ред) и др. М., 1992 г., с.26;
4. Barbiellini Amidei G. Il Potere. Milano, 1988, p.21;
5. См. Философия политики. Кн. 111/ Отв.ред. Ю.И. Ирхин, В.В. Крапивин. М., 1993. Dahl R. Democracy and its Critics. New Heaven and L., 1989;
6. Словарь русского языка в 4-х томах./АН СССР, Ин-т русс.яз. Под ред. А.П. Евгенье-вой. Т. 2, М., 1986, с. 394;
7. Apter D. Democracy, Violence and Emancipatory Movements. NY, 1993, p. 27;
8. Galbraith J. The Anatomy of Power. L., 1983, p.p. 74-75;
9. «Известия», 1991, 6 мая;
10. «Полис», 1993, № 1, с. 86;
11. Каутский К. «Коммунисты за работой»// Полис., 1991, с. 174;
12. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990, с. 701-703;
13. Гаджиев К.С. Указ.соч., с. 107;
14. Битянова М.Р. «Социальная психология» М., 1994, с. 12;
15. Социология. (Осипов Г.В./рук. авт. колл. / и др.), М., 1990, с. 116;
16. Wrong D. Power: Its Forms, Bases and Uses. Oxford, 1979, p. 27;
17. Санистебан Л. «Основы политической науки» М., 1992, с. 15;
18. Domination and Resistance/ Cds. by D. Miller, M. Rovlands, Ch. Tilley. L., 1989, p.5;
19. Руссо Ж.Ж. Трактаты. М., 1969, с. 204;
20. Pareto V. Sociological Writings. Totowa (NY), 1976, p 54;
21. Pareto V. The Rise and Fall of the Elites. Totowa (NY), 1968, p.p. 60-63;
22. Gurr T. Why men rebel. Princeton, 1974, p. 250; Nieburg H. Political Violence and Behav-ioral Process. NY, 1969, p. 127; Violence as Politics / Eds., by H. Hirsch, D. Perry. NY, 1973, p.p. 205-207;
23. Dollard J. ets. Frustration and Aggression, New Heaven, 1939, p.p. 39-40;
24. Buss A. Psychology of Aggression. NY, 1961, p. 58;
25. Arendt H. Reflections on Violence // Journal of International Affairs, 1969, vol. 23, #1, p. 32;
26. Монтескье Ш. -Л. О духе законов. Спб, 1900, с. 140;
27. Жилев Ж. Фашизм. М., 1991, с. 187.

Одна из трудностей в изучении политического насилия, состоит в том, что среди ученых отсутствует единство в понимании сущности этого явления. Так, А.И. Кугай пишет, что «политическое насилие - это подавление или принудительное ограничение свободы воли социального субъекта, обусловленное действиями социальных сил: стремящихся к политической власти, ее осуществляющих, утверждающих определенный социально-политический идеал».

С близких позиций анализирует политическое насилие И.М. Липатов: «Политическое насилие есть идеологически обусловленная и материально обеспеченная деятельность классов, наций, социальных групп и реализующих их цели социальных институтов, направленная на применение средств принуждения, с целью завоевания, удержания, использования государственной власти, достижения политического господства на международной арене, управления социальными процессами в классовых интересах».

Весьма широкий подход характеризует и ряд работ, в которых дается дефиниция «политическое насилие». Так, в энциклопедическом словаре «Политология» дается следующее определение политического насилия: «Насилие понимается как государственное насилие и насилие в прямом смысле этого слова. Насилие в первом значении - государственная власть, опирающаяся на право и ограниченная правом. Второе толкование охватывает модус действия, направленного на намеренное нанесение ущерба субъектам действия или вещам либо на уничтожение последних». Аналогичное понимание политического насилия отражено в другом справочном издании: «Сущность насилия состоит в нанесении ущерба человеку, социальной группе, лишении свободы, собственности, здоровья, жизни».

Исходя из общего представления о насилии как о физической силе, ряд авторов, в частности, Э.Ван ден Хааг рассматривает политическое насилие как «физическую силу, используемую для приобретения или использования власти или для того, чтобы бросить вызов авторитету или усилить его». Подобную позицию занимают и другие исследователи.

Рассмотрение физического воздействия на объект в качестве главного признака политического насилия отличает и некоторые справочные издания. Так, в Политическом словаре под редакцией Н.Боббио и Н.Маттеуччи политическое насилие определяется как «умышленное физическое вмешательство индивида или группы, направленное против другого индивида или группы, а также против самих себя». Энциклопедия терроризма и политического насилия так определяет политическое насилие: «Это нанесение физического ущерба или разрушения с политическими целями».

Таковы основные точки зрения на сущность политического насилия. На наш взгляд, они заслуживают уточняющих критических замечаний.

Прежде всего заметим, что расширительное толкование политического насилия (как синонима вреда, ущерба, принуждения вообще) лишает это понятие предмета, качественной определенности, что серьезно затрудняет его изучение.

Необходимость сужения объема понятия политического насилия обусловливается не только познавательными, но и практико-политическими проблемами. В этом отношении лишение понятия «политическое насилие» качественной определенности также создает большие трудности.

В чем же специфика понятия «политическое насилие»?

По нашему мнению, насилие как политическое явление невозможно понять вне связи с таким важнейшим феноменом, как власть. Мир политического - это сфера жизнедеятельности, где центральное место занимают отношения индивидов и групп по поводу власти. Поэтому анализ сущности насилия следует проводить с учетом его роли и места во властных отношениях.

Наше понимание насилия совпадает с позицией некоторых крупных ученых. Так, М. Вебер употреблял термины «насилие» и «физическое насилие» как синонимы, рассматривая средства политической власти. Э. Гидденс, один из авторитетных современных обществоведов, также исходит из того, что насилие подразумевает физическое воздействие в процессе властвования.

Итак, под политическим насилием мы понимаем использование лишь одной из разновидностей принуждения - физического - для осуществления властной воли или овладения властью.

Актами политического насилия являются конкретные насильственные действия: убийства, избиения, принудительное задержание, пытки, взрывы, поджоги, экспроприация собственности и т.д.

С учетом вышесказанного, мы предлагаем следующее определение: «Политическое насилие - это физическое принуждение, используемое как средство навязывания воли субъекта с целью овладения властью, прежде всего государственной, ее использования, распределения, защиты».

Данное определение, на наш взгляд, отражает сложность властеотношений, разнообразие их проявлений и соответственно, многофункциональность насилия.

В определение понятия «политическое насилие» мы не включаем саму угрозу насилия, хотя некоторые исследователи и делают это. Применение физического принуждения и его угроза в политике тесно между собой связаны, часто дополняют друг друга, усиливая производимый эффект. Однако между ними есть качественные различия (по содержанию и последствиям, по политической эффективности и др.).

Включение в дефиницию «политическое насилие аксиологических аспектов представляется нам неадекватным с теоретической и практической точек зрения.

В той мере, в какой насилие используется для осуществления социальной воли, его можно рассматривать как политическое средство, в этом отношении ничем не отличающееся от других приемов и способов властвования. Вместе с тем, насилие по характеру воздействия, последствиям и потенциалу отличается от других политических средств.

Специфика насилия как политического средства состоит, на наш взгляд, в применении физического принуждения для реализации властной воли или сопротивления ей. При этом объект насилия рассматривается субъектом главным образом как телесный объект, который подвергается преимущественно физическому воздействию.

Отделение насилия от других форм принуждения, от которых оно отличается многими существенными признаками, по нашему убеждению, позволяет более четко ограничить объем этого понятия, придать ему качественную определенность.

Известно, что систематизация разновидностей какого-то научного понятия имеет большое познавательное значение, поскольку позволяет глубже проникнуть в его сущность. Она дает возможность упорядочить и обобщить знания о соответствующем предмете или явлении, способствует достижению большей терминологической ясности.

Термин «типология» в данной работе используется в самом широком значении как синоним результата систематизации видов понятия. Существуют различные типологии политического насилия. Так, Ю. Гальтунг выделяет агрессивное и оборонительное политическое насилие, преднамеренное и непреднамеренное. Он полагает, что есть несколько комбинаций этих типов: преднамеренное агрессивное насилие, непреднамеренное агрессивное насилие, преднамеренное оборонительное насилие, непреднамеренное оборонительное насилие. Эта типология делает акцент на инициаторе политического насилия и на отношениях между действующим лицом и самим актом насилия.

Т. Гурр указывает на то, что существует насилие государства, его агентов и насилие самих масс и классов. Насилие государства - это использование силы для предотвращения отклоняющегося поведения граждан и поддержания внутреннего спокойствия.

Насилие масс и классов, в свою очередь, подразделяется на беспорядки (относительно спонтанное, неорганизованное политическое насилие со значительным участием масс, включая стачки с применением насилия, бунты, локализованные восстания и т.д.); заговоры (хорошо организованое политическое насилие с ограниченным числом участников, включая организованные политические покушения, терроризм, партизанские войны небольшого масштаба, мятежи, восстания, перевороты); внутренние войны (хорошо организованное политическое насилие с широким участием масс, нацеленное на уничтожение режима или разрушение государства и сопровождаемое систематическим насилием, включая широкомасштабный терроризм, партизанскую войну и революцию).

Однако, типология Т. Гурра отличается, на наш взгляд, некоторой фрагментарностью и неполнотой. Так, в ее основу положены лишь критерии массовости и организованности, а также характеристика субъектов насилия. Вместе с тем, оказались обойденными некоторые важные основания типологии (направленность, сфера действия и др.).

Предлагаются и другие типологии. Так, П. Уилкинсон систематизирует насилие по двум основаниям.

Во-первых, по масштабу и интенсивности насилие подразделяется на массовое (бунты и уличное насилие, вооруженное восстание и сопротивление, революция и контрреволюция, государственный или массовый террор и репрессии, гражданская война, ограниченная война, ядерная война) и политическое насилие небольших групп (изолированные акты саботажа или атаки на собственность, отдельные попытки политических убийств, война политических банд, политический терроризм , партизанские рейды на территории иностранных государств).

Во-вторых, по целям и задачам политическое насилие подразделяется на: а) внутрикоммунальное (защита групповых интересов в конфликте с враждебными этническими и религиозными группами); б) протестующее (выражение ярости и протеста, может использоваться для того, чтобы убедить правительство исправить недостатки); в) преторианское (используемое для насильственных изменений в правительстве); г) репрессивное (имеет целью подавление реальной или потенциальной оппозиции); д) сопротивленческое (препятствует правительственной власти); е) террористическое насилие (имеет целью запугивание жертв для достижения политических целей); ж) революционное и контрреволюционное насилие (их цель - либо уничтожить данную политическую систему, либо ее защитить); з) война (представляет собой достижение политических целей средствами военной победы над противником). Следует отметить, что в типологии П. Уилкинсона не прослеживается четкое различие между преторианским и сопротивленческим, репрессивным и контрреволюционным насилием по признаку целей. Вместе с тем, автор причисляет их к разным типам.

Перечисленные типологии политического насилия в целом отличаются фундаментальным характером.

Даже такое крупное справочное издание на Западе, как энциклопедия Блэквелла, посвященная политическим институтам, не содержит четкой системы разновидностей политического насилия. В ней лишь беспорядочно перечисляются некоторые формы политического насилия: бунты, покушения, терроризм, перевороты, гражданские войны, крестьянские войны, восстания, революционные войны. Очевидно, что данная типология также не имеет четкого основания. Из нее не ясно, почему разведены такие разновидности политического насилия, как восстание и крестьянская война, революционная и гражданская войны.

Определенный вклад в разработку научной типологии политического насилия внесли и отечественные исследователи. Так, в Политологическом энциклопедическом словаре различаются иррациональное и рациональное насилие, а также восстание, государственный переворот и революция (по степени радикальности целей). Признавая четкость используемых оснований, нельзя не отметить неполноту предлагаемой систематизации.

В Кратком словаре по основам политологии, изданном МГУ, дается более развернутая типология разновидностей политического насилия. Так, насилие подразделяется на государственное и оппозиционное, единичное и массовое, внешние и внутренние войны, революционное, этническое, геноцид и этноцид, путчи, перевороты, бунты, восстания. Однако не всегда прослеживается сама логика типологизации разновидностей насилия.

Более систематичен И.М. Липатов. Он разделяет насилие по различным основаниям: по субъекту (государственное и оппозиционное), объекту (внутригосударственное и межгосударственное), по средствам (вооруженное, правовое, экономическое, идеологическое и др.), по целям (революционное и реакционное), по результатам (конструктивное и деструктивное).

И все же данная система видов политического насилия представляется спорной, поскольку она исходит из расширительного истолкования насилия и включает в него все формы принуждения.

Учитывая нерешенность проблемы последовательной и развернутой систематизации политического насилия, мы предлагаем собственную типологию его разновидностей. Если ее обобщить, то можно назвать следующие виды политического насилия:

1) виды по сфере действия (внутригосударственное и межгосударственное);

2) виды по отношению субъектов насилия к государственной власти (государственное и негосударственное);

3) виды по степени организованности (стихийное и структурированное);

4) виды по количеству участников (индивидуальное, коллективное, массовое);

5) виды по источнику инициативы (оборонительное и агрессивное);

6) виды по масштабу (единичное и массовое);

7) виды по интенсивности (высоко-, средне- и низкоинтенсивное);

8) виды по социальной характеристике субъекта насилия (социально-классовое, этническое, религиозное);

9) виды по направленности и глубине социальных последствий насилия (реформистское, радикальное, консервативное);

10) виды по способам воздействия на объект (демонстративное и инструментальное);

11) виды по используемым средствам (вооруженное и невооруженное).

Основными формами политического насилия являются:

Бунт;

Столкновения политических группировок;

Восстание;

Гражданская война;

Партизанская война;

Переворот;

- терроризм ;

Репрессии.

Как отмечалось выше, виды и формы политического насилия тесно между собой связаны, могут переходить друг в друга, оказывать сильное взаимное влияние.

Как мы уже отмечали, существуют разнообразные средства власти, способы достижения целей в политике: стимулирование, авторитет, принуждение и т.д. Каковы место и роль насилия среди них? На наш взгляд, они определяются спецификой насилия как средства политической власти.

Политическая деятельность, в ходе которой применяется насилие, отличается особой непредсказуемостью. Насилие трудно контролировать, ограничивать определенными рамками (масштабами, объектами и т.д.), строго дозировать. Часто в истории попытки ограничить насилие оказывались неудачными. Так, лидеры якобинцев надеялись, что период репрессий будет непродолжительным, и за ним последует «золотой век» Франции. В действительности «золотой век» так и не наступил, несмотря на террор, длившийся почти год.

Руководители большевиков были уверены в легкой победе над царизмом, который они сравнивали с прогнившей стеной, способной рухнуть от одного удара. Они многократно повторяли, что применение ими насилия в ходе революции носит временный характер. Ленин писал: «Нет сомнения, что без этой черты, - без революционного насилия, - пролетариат не смог бы победить, но также не может быть сомнения и в том, что революционное насилие представляло из себя необходимый и законный прием революции лишь в определенные моменты ее развития, тогда как гораздо более глубоким, постоянным свойством этой революции и условием ее побед являлась и остается организация пролетарских масс, организация трудящихся».

Эти слова были сказаны в марте 1919 г. в разгар кровопролитной гражданской войны. В феврале 1920 г. Ленин повторил ту же мысль: «Мы говорим, что применение насилия вызывается задачей подавить эксплуататоров, подавить помещиков и капиталистов; когда это будет решено, мы от всяких исключительных мер отказываемся. Мы доказали это на деле». На деле даже после окончания гражданской войны террор продолжился, хотя в других формах.

Трудно поверить, что лидеры армянского освободительного движения в 1988 г. предвидели, что политическая конфронтация в Карабахе выльется в сумгаитские и бакинские погромы, кровопролитную войну. Гражданская война в бывшей Югославии, отголоски которой слышны до сих пор, началась в 1991 г. с отдельных стычек в Словении и Хорватии.

Политическое действие, сопровождающееся насилием, характеризуется не только неконтролируемой эскалацией физического принуждения, но и непредсказуемыми изменениями формулировок целей. Когда британские войска были введены в Северную Ирландию в 1969 г., перед ними стояла задача обеспечить в регионе стабильность, безопасность всех граждан, включая католиков. Однако постепенно армия стала восприниматься как сила, враждебная ирландскому населению Ольстера, что вылилось в многолетнее вооруженное противоборство, стоившее жизни более 3 тыс. человек.

Столь же неожиданную эволюцию претерпела гуманитарная миссия ООН в Сомали в 1992-1995 гг. Начавшаяся как попытка спасти сомалийцев от голода, операция «Возрождение надежды» изменила свой характер после того, как «голубые каски» ввязались в гражданскую войну в Сомали. В результате погибло более ста ооновских и американских солдат и несколько тысяч сомалийцев (спасаемых от голода!), и к весне 1995 г. ООН была вынуждена прекратить операцию.

Чем вызвана непредсказуемость насилия?

Как известно, мотивы политической деятельности могут иметь разную степень рациональности, т.е. осознанности субъектом своих интересов и целей, обоснованности выбираемых средств действия. М. Вебер, наряду с целенаправленным действием, говорил об аффективном, т.е. обусловленном эмоциональным состоянием индивида. В чистом виде указанный тип политического поведения встречается редко. Целерациональное действие всегда сопровождается определенным эмоциональным настроем, не осуществляется бесстрастно. Однако и импульсивное поведение не осуществляется бессознательно. Правильнее было бы говорить о сужении контроля над ним со стороны сознания.

Что касается политической деятельности, связанной с насилием, то она, как никакая другая, отличается высокой эмоциональной напряженностью, насыщенностью.

Ж.Пикте пишет о психологическом состоянии участников боевых действий: «Конфликт - это время параксизмов и кризисов. Сражающийся солдат - это не человек в его обычном состоянии. Рядом с ним погибли несколько его товарищей, другие ранены и умирают. В любой момент может начаться неожиданная атака. Может быть, он идет прямо в засаду. Он боится всех, кого не знает, и никому не доверяет. Все его существо готово к обороне и возмездию, т.е. к насилию. Более того, во время военных действий кажется, что человеческая жизнь не представляет большой ценности. Трудно ожидать, что при таких обстоятельствах солдат всегда будет вести себя разумно и сдержанно».

Сказанное, на наш взгляд, вполне подходит и к другим формам политического насилия. Так, в Кентском колледже (США) в мае 1970 г. подразделения национальной гвардии получили приказ прекратить студенческие волнения. Командование первоначально не предполагало применять оружие против демонстрантов. Однако в результате нервного напряжения, возникшего в ходе противостояния между студентами и солдатами, последние открыли огонь, опасаясь атаки со стороны экстремистов в рядах манифестантов. Четверо студентов были убиты.

Угрожающие действия толпы, осаждавшей телецентр в Останкино 3 октября 1993 г., привели к тому, что бойцы спецназа, защищавшие здание, открыли беспорядочную стрельбу, в результате чего было много убитых и раненых.

Конечно, в политических системах, отличающихся широким применением насилия во властных отношениях, его масштабы могут со временем сокращаться. Объекты власти, боясь репрессий, способны подчиняться без актуального использования насилия, под воздействием своеобразного «остаточного эффекта» физического принуждения.

Так, в тоталитарных режимах масштабы террора постепенно снижаются. На наш взгляд, при этом действует следующий механизм: непосредственное (прямое) насилие вызывает страх, который ослабляет сопротивление объекта; дополнительное насилие вызывает еще больший страх, который вместе с физическим устранением активистов обусловливает прекращение сопротивления, что дает возможность субъекту власти ограничиться угрозой насилия и сократить объем его реального использования.

Последнее означает достижение политическим режимом максимальной стабильности. Однако насилие продолжает применяться. В связи с этим мы считаем не вполне корректной точку зрения Г.В. Каменской и А.Н. Родионова, согласно которой террор не является системообразующим признаком тоталитаризма. Они аргументируют ее тем, что в СССР, например, после смерти Сталина террор практически сошел на нет.

На самом деле террор не сошел на нет. Преследования интеллигенции, священнослужителей, активистов национальных движений отличают внутреннюю политику режима и после 1953 г. Более того, репрессии и террор, хотя и не в тех масштабах, не могли не продолжаться, т.к. без них невозможно обеспечить принудительную лояльность части населения (оно перестает бояться). Характерно, что в периоды, когда возрастают сомнения в готовности властей применить насилие, резко активизируются антисистемные выступления («хрущевская оттепель», «перестройка» Горбачева).

Насилие, как уже неоднократно отмечалось, в качестве политического средства отличается конфронтационностью. Политическая власть представляет собой систему связей, отношений между ее субъектами и объектами. При этом стороны властных отношений одновременно взаимополагают и взаимоотрицают друг друга, находясь в состоянии противоречивого единства. Вместе с тем формы властных отношений различаются между собой с точки зрения диалектики полагания и отрицания: от власти, в которой одна или обе стороны стремятся к полному отрицанию противоположностей, до власти, в которой стороны имеют тенденцию к единству.

Насилие, примененное хотя бы однажды, значительно сокращает пространство для политического маневра, компромиссов. Зерна взаимной ненависти, посеянные в ходе гражданской войны между кланами Севера и Юга Йемена в начале 1960-х гг., дали трагические всходы через 30 лет, когда Северный и Южный Йемен вновь объединились в единое государство. В 1993 г. произошли бои между вооруженными силами северян и южан, которые завершились поражением последних и взятием Адена.

В Никарагуа, несмотря на прекращение гражданской войны в начале 1990-х гг., по-прежнему происходят эпизодические столкновения между сандинистами и их противниками. В Кампучии под контролем ООН в мае 1993 г. были проведены парламентские выборы, которые должны были положить конец многолетней гражданской войне. Однако это не принесло стране желаемого мира. Полпотовская группировка «красных кхмеров» продолжала активные действия против властей Пномпеня, которые, в свою очередь, не желали идти с ней на какие-либо компромиссы. Столь же тяжело идут процессы национального примирения в Сомали, Руанде, Гаити и т.д.

Конфронтационность некоторых лидеров современной Чечни, которая находит поддержку части населения республики, в значительной степени объясняется последствиями насилия, примененного против чеченского народа в 1944 г., когда он, как и некоторые другие народы Северного Кавказа, был депортирован. Память об этой трагедии на долгие годы сформировала в народном сознании стереотипы восприятия России как «враждебной силы», «агрессора». Этот стереотип подкрепляется и воспоминаниями о более давних событиях - «кавказской войне» XIX в.

Насилие как средство в политике отличается тем, что оно способствует распространению в обществе автократических тенденций. Государства, пережившие сколько-нибудь значительные насильственные конфликты, характеризуются ужесточением политических режимов. С. Хантингтон, проанализировав период с 1860 по 1960 гг., подсчитал, что вооруженные восстания почти никогда не приводили к установлению демократических режимов. Это дало возможность Хантингтону сделать вывод о том, что «правительства, созданные насилием, управляются с помощью насилия».

Исторический опыт показывает, что насилие, проложившее дорогу к власти определенной группе людей, всегда ведет к более или менее длительному периоду несвободы, террора, преследований. Диктатуры возникли после трех наиболее известных революций (Английской XVII в., Французской XVIII в. и Российской 1917 г.). Победы вооруженного национально-освободительного движения в Латинской Америке в XIX в. лишь усилили авторитарные режимы на континенте.

События, происходящие на территории бывшего СССР, также подтверждают эту закономерность. Политические режимы, установленные в результате вооруженных конфликтов в Приднестровье, Абхазии, Таджикистане, носят явно авторитарный и даже полукриминальный характер. Беззакония, репрессии, разгул преступности, отличающие общественно-политическую жизнь в этих регионах, создают серьезные препятствия на их пути к гражданскому обществу и правовому государству.

Почему насилие автократично?

Прежде всего, насилие обладает инерционностью, способностью превращаться в традицию политической жизни, вытесняя ненасильственные формы и методы политической деятельности, присущие демократии. Там, где насилие доказало свою действенность, например, при отделении от какого-то государства (Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье), при захвате власти (Россия, 1917 г., Никарагуа, 1979 г.) возникает соблазн использовать его и в дальнейшем для других целей.

Развивается, по выражению К. Каутского, «казарменное мышление». Его составляет убеждение в том, «будто голое насилие является решающим фактором во всемирной истории, будто достаточно овладеть необходимой силой и беспощадностью, чтобы осуществить все, что угодно».

Т. Гурр пришел к выводу о том, что совершение определенных политических актов приводит к ожиданию такого рода актов, к возрастанию их нормативного оправдания. Чем обычнее насилие, тем большее количество людей в него вовлечено.

Следует оговориться, что объектом подражания, повторения является чаще всего не любой политический акт, а успешный. Демонстрационным эффектом успешного насилия, на наш взгляд, объясняется попытка левотеррористических организаций на Западе в 1970-е - 1980-е гг. использовать в своей практике опыт эффективного национально-освободительного движения в развивающихся странах.

На наш взгляд, не является случайным, что после начала военных действий в Чечне (декабрь 1994 г.) правительство Турции предприняло наступление на курдских повстанцев (март 1995 г.). Таким же образом акция Ш. Басаева в Буденновске отозвалась эхом террористических актов в Германии и Японии. И в первом, и во втором случае сработал эффект подражания.

То, что насилие может стать нормой политической жизни, привычкой, хорошо видно из современной истории России. Первые столкновения сотрудников милиции и оппозиционных демонстрантов в феврале 1992 г. вызвали бурю протеста. Майские беспорядки 1993 г., гораздо более кровопролитные, уже не произвели шока в массовом сознании. За уличными боями октября 1993 г. уже наблюдали тысячи «зевак», которые воспринимали происходившую трагедию просто как зрелище.

Широкое использование насилия во внутриполитических конфликтах может спровоцировать приход к власти или усиление позиций сторонников более жесткой политической линии, как в среде правящей элиты, так и оппозиции (путем военного переворота, например).

Насилие представляет опасность для демократических институтов еще и потому, что в конечном итоге требует перестройки всей социальной, экономической, политической системы. Общество начинает как бы обслуживать принудительную функцию государства. В случае угрозы извне или острого внутриполитического противоборства в экономике вводится особый режим, отменяются или приостанавливаются некоторые фундаментальные права и свободы и т.д. Все это оправдывается необходимостью борьбы против "«внутренних и внешних врагов».

Таким образом, практика насилия содержит в себе потенциал автократизма, который воплощается в недемократической, квазитоталитарной структуре нелегальных организаций, а затем в формах и методах деятельности политического режима, устанавливаемого насильственным путем. Насилие, систематически применяемое против оппозиции, также способно вызвать в конечном итоге деформацию политической системы, усилить в ней авторитарные тенденции.

Как мы видим, насилие - это политическое средство, обладающее рядом специфических черт. Главные из них:

1) высокие издержки, связанные с его применением;

2) непредсказуемость, рискованность;

3) конфронтационность;

4) автократизм.

Специфика насилия показывает, что с его использованием связаны определенные последствия, в том числе опасные при выборе средств в политике. Цена, заплаченная за использование насилия, может иногда значительно превышать реальные результаты, достигнутые с его помощью. Однако насилие широко применяется в политике на протяжении всей истории человечества. Значит, оно способно приносить определенные результаты, быть эффективным? Попытаемся ответить на этот вопрос.

Как мы уже отмечали, по вопросу о политических возможностях насилия, его роли во властных отношениях идет острая дискуссия. Одни политики и ученые склонны высоко оценивать его потенциал. «Этот вид ресурсов традиционно считается наиболее эффективным источником власти, поскольку его использование способно лишить человека высших ценностей: жизни, свободы и имущества», - отмечают авторы учебного пособия «Основы политической науки».

С другой стороны, издавна высказывается сомнение в эффективности насилия. Еще Талейран, анализируя его роль как средства власти, подчеркивал, что на штыках нельзя сидеть. Сторонники ненасилия также весьма критически оценивают моральные последствия и политическую полезность насилия.

Есть также точка зрения, согласно которой эффективность насилия в политике оценивается неоднозначно: в определенных ситуациях оно способно достигать поставленных целей, а в других - нет. Так, Ленин давал довольно противоречивую оценку террору как методу политической борьбы. Отрицая целесообразность индивидуального терроризма, он считал оправданным (с утилитарной точки зрения) применение массового террора пролетариатом для завоевания или защиты власти. Зависимость оценки эффективности насилия отряда политических обстоятельств подчеркивают такие современные исследователи, как Р. Холмс, Т. Гурр и др.

К сожалению, эффективность средств политической власти, в том числе насилия, до сих пор не стала предметом серьезного научного рассмотрения. Ни за рубежом, ни в России пока еще не появились работы, специально исследующие эту проблему. Учитывая ее масштабность и относительную самостоятельность, автор также не может дать в работе развернутый анализ такого сложного явления как «эффективность политического средства».

Однако мы считаем оправданным использовать определение понятия «эффективность насилия», опирающееся на семантику слова «эффективный». Согласно дефиниции, даваемой в словарях, «эффективный» означает «дающий эффект, действенный». Следовательно, эффективность - это способность давать нужный эффект, т.е. приносить ожидаемый результат.

Соответственно, эффективность насилия, как и других средств власти, состоит в способности достигать цели субъектов политики, которые его применяют. Каждое средство власти имеет свою степень эффективности, критериями которой являются:

1. Мера соответствия достигнутых результатов поставленным целям (полное, частичное совпадение, абсолютное несовпадение);

2. Социальная цена, издержки достигнутых результатов. Чем они выше, тем ниже эффективность. К социальной цене, на наш взгляд, относятся человеческие жертвы, утраченные материальные ценности, культурные издержки, а также цивилизационные потери (консервация социально-политического строя).

Исходя из указанных критериев, мы полагаем, что высокоэффективные политические средства отличаются полным или частичным совпадением целей и результатов при низкой социальной цене.

Средства средней степени эффективности характеризуются частичным совпадением целей и результатов при средних социальных издержках.

Политические средства низкой эффективности при частичном совпадении целей и результатов имеют высокую социальную цену.

Наконец, неэффективные средства отличаются абсолютным несовпадением целей и результатов и высокими социальными издержками.

Прежде всего рассмотрим политические возможности насилия при осуществлении им определенных функций. Основные функции насилия, как и любого другого средства в политике, на наш взгляд, определяются целями сторон властных отношений. Эти цели можно свести к трем основным группам:

а) защита власти, прежде всего государственной;

б) использование власти;

в) овладение властью.

Соответственно, функциями насилия, по нашему мнению, является достижение трех названных основных целей субъектов политики.

Физическое принуждение, безусловно, позволяет обеспечить стабильность и порядок в обществе. История знает немало случаев, когда репрессивные меры против оппозиции дают определенный эффект (подавление восстаний рабов в эпоху Античности, крестьянских восстаний в период Средневековья, переворотов и революционных восстаний Нового и Новейшего времени и т.д.). К этому можно добавить примеры эффективного государственного терроризма автократических режимов XX в., который обеспечивает их длительное стабильное существование.

На чем основана эффективность охранительной функции насилия? Насилие позволяет физически устранить одних политических противников (временно или навсегда) и запугать других. Страх смерти, физических увечий, потери свободы и т.д. служит вильным тормозом активности субъектов политики. «Насилие или угроза насилия являются мощным фактором, сдерживающим людей от всякого рода поползновений на жизнь, свободу, собственность других членов общества», - отмечает К.С. Гаджиев.

Вместе с тем, насилие в роли средства поддержания политической стабильности не обладает высокой эффективностью. Оно обеспечивает главным образом пассивное, формальное, вынужденное подчинение субъекту власти.

Многие авторы, дающие высокую оценку насилию как средству защиты политической власти, исходят из теории рационального выбора. Она рассматривает каждого социального субъекта как «максимизатора выгоды», который совершает действия только после того, как убедится в том, что выгоды от него превысят потери, т.е. посчитают акцию достаточно рациональной.

Эффективность насилия как средства политической стабильности нельзя преувеличивать. В этом качестве насилие более результативно при борьбе против организованных видов оппозиционной деятельности, чем спонтанных вспышек протеста, которые часто носят импульсивный характер.

Насилие содержит в себе потенциал аполитичности в том смысле, что отрицает такие важнейшие ценности политики, как компромисс, доверие, учет взаимных интересов. Эскалация насильственного противоборства может привести к «точке невозвращения» (выражение Ф. Фанона) , в которой происходит окончательный разрыв между сторонами политических отношений, вызывающий крушение системы.

В силу вышесказанного есть серьезные основания согласиться с теми учеными, которые сомневаются в прочности власти, опирающейся на физическое принуждение. Так, Д. Миллер, М. Роулендс и Ч. Тилли приходят к выводу о том, что господство, прямо основанное на насилии, может быть эффективным лишь в течение короткого времени.

Насилие как средство внеэкономического принуждения получило распространение и в тоталитарных режимах XX в. Здесь широко практиковались принудительная социальная мобилизация, физические наказания за плохую работу (полпотовская Кампучия), уголовные преследования за нарушения трудовой дисциплины (СССР). В системе концентрационных лагерей (нацистская Германия) нашла классическое воплощение насильственная форма организации труда.

Непосредственное регулирование экономических отношений с помощью насилия показывает свою относительную эффективность (но никогда - высокую) там, где производство отличается низкой интенсивностью, примитивными орудиями физического труда, прямым вмешательством в экономическую жизнь.

Как мы видим, эффективность насилия в роли регулятора общественных отношений, в целом, невысока. В условиях действий субъектов власти, осуществляющих социальные преобразования, насилие служит главным образом средством их защиты от оппозиции, но не может подменить самих преобразований, нацеленных на создание определенных социальных, экономических и политических структур.

И, наконец, рассмотрим результативность насилия при достижении еще одной основной цели политики - овладения властью. Опыт показывает что на этот вопрос также сложно дать однозначный ответ. Политическая история дает немало примеров как удачного (революции XVI-XX вв. в Европе), так и неудачного использования насилия для смены властвующей элиты (восстания под руководством Болотникова, Разина, Пугачева, заговор Мировича в июле 1764 г., Капповский путч в Германии в 1920 г., переворот Х. Серрано в мае 1993 г. в Гватемале и т.д.).

Наиболее эффективны в завоевании власти перевороты, восстания, гражданские войны, т.е. самые организованные формы политического насилия. Партизанские войны в отдельных случаях (Китай во второй половине 1940-х гг., Куба в 1959 г.) могут проложить определенным группам дорогу к власти. Оппозиционный терроризм не доказал своей эффективности как средство смены правящих элит. Бунты, как правило, также никогда не заканчивались завоеванием государственной власти.

Учитывая неравное соотношение ресурсов, которыми обладают стороны в борьбе за власть, оппозиционное насилие может быть эффективным лишь в том случае, если правящая группа ославлена по каким-то причинам (внутренний раскол, отказ в лояльности со стороны силовых структур и т.д.). Наряду с прямым овладением властью насилие может сыграть эффективную роль в борьбе за власть, выступая лишь как один из факторов ослабления правящего режима.

В частности, акты насилия могут привлечь внимание к какой-то проблеме, предельно драматизировать ее в глазах общества. Так, захват большого числа заложников бандой чеченских террористов в г. Буденновске в июне 1995 г. показал развал системы правоохранительных органов в России, вызвал парламентско-правительственный кризис.

Массовые студенческие беспорядки во Франции в 1968 г. и неспособность правительства справиться с ними привели к кризису политической системы в этой стране.

Акты насилия могут укрепить позиции некоторых политических группировок, ведущих борьбу за государственную власть, дают возможность получить известность и таким образом мобилизовать сторонников. Неудивительно, что различного рода террористические организации пытаются с помощью сенсационных вылазок попасть на телеэкраны, первые полосы газет, чтобы приобрести «паблисити» (одним из главных требований Ш.Басаева в Буденновске было предоставление возможности для пресс-конференции).

Как мы видим, насилие выглядит более эффективным в роли средства подавления политических оппонентов или отстранения их от государственной власти, чем регулятора общественных отношений. Однако от чего зависит результативность тех или иных конкретных действий субъектов политики, использующих насилие?

На наш взгляд, насилие может быть эффективным при следующих условиях.

Во-первых, результативность насилия определяется достаточностью ресурсов, находящихся в распоряжении тех, кто его осуществляет. К таким ресурсам относятся:

а) человеческие ресурсы (число людей, поддерживающих и осуществляющих акты насилия, в том числе вооруженные отряды, которые на регулярной или нерегулярной основе осуществляют физическое принуждение);

б) вооружение (совокупность инструментов насилия). Преимущество в количестве и качестве вооружения может оказаться важным фактором (при прочих равных условиях), определяющим результат тех или иных политических конфликтов (об этом, например, свидетельствует гражданская война в Боснии и Герцеговине, где первоначальное преимущество сербов в тяжелом вооружении обусловливало их военное доминирование);

в) материальные ресурсы: собственность, естественные и финансовые ресурсы, экономическая система, система связи и транспорта и т.д. . Очевидно, что субъекты государственного насилия имеют преимущество в отношении данных ресурсов;

г) организация. Организация обеспечивает упорядоченность, систематичность властного воздействия, повышает его эффективность, в том числе при использовании насилия. Организованное меньшинство может иметь преимущество над неорганизованным большинством за счет «внутренней крепости связи и возникающей отсюда организации и дисциплины». Этот вывод подтверждается существованием государств, где правящее меньшинство, применяя насилие, доминирует над абсолютным большинством населения (например, в ЮАР, где в годы существования расистского государства 14% населения навязывало свою волю остальному обществу).

д) информация. Многие исследователи проблем насилия относят информационное преимущество к важнейшим ресурсам субъектов политики.

Существование монополии на знания, неинформированность оппонентов усиливают эффект насилия, т.к. ведут к разобщению противников, распространению паники, формируют неправильное представление о политической ситуации. Неудивительно, что в тоталитарных государствах, где существует монополия правящей элиты на информацию, оппозиционные действия крайне затруднены.

Следует отметить, что при оценке достаточности ресурсов необходимо исходить не только из количественных, но и качественных показателей. Например, появление высокоточного оружия большой разрушительной силы значительно увеличивает насильственный потенциал терроризма (оппозиционного).

Во-вторых, эффективность насилия зависит от того, рассматривается ли оно как легитимное , т.е. законное, большинством населения. Насилие, которое оценивается как незаконное, не получает широкой общественной поддержки.

Одной из главных причин провала первой «чеченской кампании» являлась как ее непопулярность в общественном мнении страны, так и недоверие значительной части населения к политическому руководству. В январе 1995 г.(в разгар войны) 71% россиян выразили отрицательное отношение к введению войск в Чечню. Более того, 74% опрошенных считали несправедливым отдавать под суд военнослужащих, отказывающихся участвовать в военных действиях в Чечне.

Таким образом, отсутствие легитимности снижает эффективность насилия

по следующим причинам:

а) непосредственные исполнители насильственных акций, не уверенные в

законности своих действий, не смогут их адекватно осуществлять;

б) нейтральная или симпатизирующая часть общества может отказать в поддержке и предпринять действия, ослабляющие эффект насилия (акции протеста, дезертирство и т.д.);

в) объект насилия, рассматривающий направленные против него меры как незаконные, будет противодействовать им более энергично.

В-третьих, эффективность насилия зависит от владения субъектами политики искусством использования этого властного средства. Оно, на наш взгляд, предполагает:

А . Гибкое сочетание различных средств достижения целей в политике. Практика показывает, что действия субъектов политики тем успешнее, чем более разнообразный арсенал средств они используют.

Если быть реалистами в оценке эффективности насилия, то нельзя не обратить внимание на тот факт, что современные достижения в области массовой коммуникации, технической оснащенности насилия, технологии социального контроля повышают потенциал этого вида насилия. Систематическое, грубое насилие способно создать такую атмосферу всестороннего страха, которая парализует волю к сопротивлению, порождает своеобразную трансформацию сознания.

У объекта насилия формируется привычка к подчинению репрессивной власти. Ж. Желев так характеризует процесс перехода внешних санкций во внутренние побуждения под воздействием насилия: «Тоталитарное государство доводит террор и контроль до такой всеохватности и совершенства, что каждый гражданин поступает именно так, как оно хочет. И гражданин привыкает к тому, что веления государства - самые правильные, и всегда соглашается с ними, не задумываясь над тем обстоятельством, что ему не дозволяется поступать по-другому. В конце-концов он начинает внушать себе, что поступает так добровольно настолько, насколько можно согласовывать добровольность и принуждение».

Человек, поставленный в экстремальную ситуацию выживания, может убеждать себя в том, что если он не будет сопротивляться, то выживет (даже если это абсурдно). Отсюда поразительная покорность и даже фаталистичность жертв массового террора (например, евреев во время холокоста).

Более того, возникает труднообъяснимое психологическое сближение жертвы с палачом. Есть примеры, когда узники лагерей смерти приспосабливали свои ценности к мировоззрению эсэсовцев, пытались подражать им. Специалистами в области терроризма выявлен так называемый «стокгольмский синдром», при котором у заложников появляется ощущение некоторого единства с террористами.

Парализующий эффект массового насилия состоит в непредсказуемости его выбора. В условиях тоталитаризма жертвой террора может оказаться любой. Поэтому даже в окружении Сталина всеобщий страх мешал оппозиционерам объединяться: каждый думал, что другой более лоялен вождю и донесет на него.

Таким образом, насилие как таковое более эффективно в качестве средства власти, чем это принято обычно считать. Режим, опирающийся преимущественно на насилие и не имеющий достаточной легитимности, в состоянии существовать достаточно долго.

Б. Эффективность насилия также зависит от способности его субъектов учитывать социальные условия, в которых им приходится действовать. К ним относятся:

1. специфика политической системы, степень ее стабильности;

2. особенности социальной структуры (состав, профиль и т.д.);

3. характер ценностно-нормативной системы (интегрированность, господствующий тип политической культуры, особенности национального сознания и др.).

Очевидно, что политические системы, переживающие внутренний кризис, более уязвимы для антисистемного насилия. Это, в частности, объясняет беспрецедентный успех (военный и политический) террористической акции в Буденновске в июне 1995 г. Внутренний раскол в правящей элите, ослабление суверенитета государства заставили правительство России, по сути, капитулировать перед террористами.

В. Чтобы быть эффективным, использование насилия должно быть, на наш взгляд, подчинено принципам логичности и последовательности. Любые крайности, резкие переходы от жестоких репрессий к мягкой, либеральной политике и обратно как правило, ослабляют политический режим.

Анализ политической жизни различных государств показывает, что наиболее стабильными кажутся либо те из них, в которых насилие систематически применяется в широких масштабах (при наличии легитимности), либо демократические режимы, где используются мягкие меры подавления экстремистских выступлений.

Это объясняется тем, что систематические последовательные репрессии, разветвленная система слежки, характерные для тоталитарных режимов, лишают оппозицию каких бы то ни было шансов на организованные действия. Поэтому крушение тоталитарных режимов за редким исключением связано или с внешним поражением, или со смертью вождя, или с расколом праваящей элиты и другими приичинами, но не с массовым оппозиционным насилием.

С другой стороны, в демократических государствах, где политические решения принимаются в результате компромисса между основными политическими силами, рядовые граждане имеют возможность оказывать влияние на политическую элиту благодаря использованию демократических процедур.

Поэтому политический вес «непримиримой оппозиции» в демократических государствах невелик. Большинство участников политического процесса не испытывают необходимости обращаться к насилию для достижения своих целей.

Г. Важное значение для эффективности насилия имеет соблюдение самой меры насилия. Существуют границы, за которыми насилие перестает быть функциональным.

В связи с этим можно говорить о двух случаях несоблюдения меры насилия: а) чрезмерном и б) недостаточном.

В первом случае речь идет о превышении допустимых границ насилия, что приводит к деструктивному эффекту, обратным результатам. Так, чрезмерная жестокость, грубая сила, используемые против ненасильственных, мирных форм политического участия, отталкивает общественное мнение, лишают власть поддержки. Некоторые экстремистские группировки намеренно провоцируют правительство на «чрезмерную реакцию», неадекватно жестокие репрессии против оппозиционных выступлений, чтобы дестабилизировать обстановку.

Цели провоцирования состоят в том, чтобы: а) вызвать массовое возмущение по поводу неоправданной жестокости властей; б) породить сочувствие к группам, инициирующим беспорядки и насилие; в) привлечь внимание к антиправительственным группировкам, сделать их известными широкой общественности; г) нанести ущерб авторитету властей.

Обратного рода действия - связанные с недостаточным использованием насилия для достижения намеченных результатов - также могут иметь место в политической практике. Они, как правило, вызваны ограниченностью политического и военно-технического потенциала тех сил, которые совершают политические действия.

Уровень применяемого насилия не соответствует масштабу политических задач, которые перед ними стоят. Так, власти могут быть не в состоянии подавить оппозиционные выступления, угрожающие стабильности политического режима. Это может быть следствием раскола в вооруженных силах и правоохранительных органах, плохого управления ими, их слабой подготовленности, технической оснащенности. (Примером могут быть действия московской милиции 3 октября 1993 г.).

Часто решающее значение для эффективности внутриполитического насилия имеют внешнеполитические факторы. Экономическая, военно-техническая, дипломатическая и иная поддержка, которую получают те или иные политические силы извне, могут обеспечить им преимущество в насильственном противоборстве с оппонентами (Венгрия, 1956 г., Доминиканская республика, 1965 г., Приднестровье, 1992 г., Абхазия, 1993 г.).

Если подвести итоги нашему анализу эффективности насилия, то можно сделать следующие выводы.

Прежде всего, насилие, в целом, можно оценить как политическое средство довольно низкой эффективности. Во-первых, дорогостоящий характер насилия приводит к тому, сто за результаты, которые достигаются с его помощью, приходится платить высокую социальную цену.

Во-вторых, непредсказуемость и слабая управляемость насилия обусловливают, как правило, лишь частичное совпадение поставленных перед ним целей и достигнутых результатов. При этом чаще всего фундаментальные цели остаются недостижимыми.

В современных условиях с помощью террора решались и решаются конкретные задачи, связанные с устранением отдельных политических противников, в том числе высокого ранга (убийство Троцкого в 1940 г., Президента Шри-Ланки Р. Премадасы в 1993 г. и др.). Насилие позволяет добиться отдельных политических результатов (освобождения политзаключенных, частичных политических уступок, замены некоторых лиц в истэблишменте и т.д.), которые, правда, не вносят принципиальных изменений в систему властных отношений.

В то же время насилие ни в коей мере не является средством окончательного решения той или иной проблемы.

Франции, как и другим западноевропейским странам, удалось сформировать правовое государство и гражданское общество, в котором обеспечивается высокий уровень благосостояния для большинства граждан, только во второй половине XX в., благодаря десятилетиям медленных, ненасильственных реформ.

Историческую судьбу якобинской диктатуры разделили и большевики, успешно захватившие власть в 1917 г. Уже на второй год после Октябрьской революции К. Каутский сделал важное пророчество о социальных перспективах насильственных преобразований в России, сравнив их с практикой якобинцев. Он писал: «Само собой разумеется, советский режим, подобно французскому террору, пытается положить конец этим бичам - уничтожением спекулянтов, торговцев из-под полы, ростовщиков. Тогда их гильотинировали, теперь в моде расстрел. А результат один. Естественный результат тот же, что и в 1793 г.; растет премия за риск, взимаемая жульническим капиталом, и собственно повышается размер взяток, требуемых и получаемых новыми диктаторами с неосторожных, попадающих в их сети…». Каутский подчеркивал, что большевики «отстояли себя персонально, но принесли в жертву свои принципы и этим проявили себя в качестве истинных оппортунистов. Большевизм победил в России, но социализм потерпел там поражение».

Политика издавна связывается или даже отождествляется с насилием. Как уже отмечалось, ее важнейшим отличительным признаком является применение организованного насилия. Легальное политическое насилие на своей территории осуществляет лишь государство, хотя его могут применять и другие субъекты политики: партии, террористические организации, группы или отдельные личности.

Насилие представляет собой преднамеренное действие, направленное на уничтожение человека (или других живых существ) или нанесение ему ущерба и осуществляемое вопреки его воле. Насилие может быть физическим, экономическим, психологическим и др. Применительно к политике, говоря о насилии, обычно имеют в виду физическое насилие (или ненасилие) как средство ее осуществления.

Политическое насилие отличается от других форм не только физическим принуждением и возможностью быстро лишить человека свободы, жизни или нанести ему непоправимые телесные повреждения, но также организованностью, широтой, систематичностью и эффективностью применения. В относительно спокойные, мирные времена его осуществляют специально подготовленные для этого люди, обладающие оружием и другими средствами принуждения, объединенные жесткой организационной дисциплиной и централизованным управлением, хотя в периоды восстаний и гражданских войн круг субъектов насилия значительно расширяется за счет непрофессионалов.

Насилие -- неотъемлемая сторона всей человеческой истории. В политической и общественной мысли встречаются самые различные, в том числе прямо противоположные оценки роли насилия в истории. Некоторые ученые, например Евгений Дюринг, приписывали ему решающую роль в общественном развитии, сломе старого и утверждении нового.

Близкую к такой оценке насилия позицию занимает марксизм. Он рассматривает насилие как «повивальную бабку истории» (К. Маркс), как неотъемлемый атрибут классового общества. Согласно марксизму, на протяжении всего существования частнособственнического общества движущей силой истории является классовая борьба, высшим проявлением которой выступает политическое насилие. С ликвидацией классов из жизни общества постепенно исчезнет и социальное насилие. Попытки на практике реализовать марксистские идеи обернулись для человечества эскалацией социального насилия, огромными людскими потерями и страданиями, но так и не привели к безнасильственному миру.

Негативную оценку социальной роли всякого насилия дают пацифисты и сторонники ненасильственных действий (о них речь пойдет ниже). В целом же в общественном сознании, в том числе среди ученых и политиков, преобладает отношение к насилию как к неизбежному злу, вытекающему либо из природного несовершенства человека (или его «первородного греха»), либо из несовершенства социальных отношений.

Неразрывно связанное с политикой организованное насилие издавна считается средством, наиболее трудно совместимым с нравственностью, связанным с «дьявольскими силами» (Макс Вебер). «Не убий» -- одна из важнейших библейских заповедей. В число нравственных образцов христианского поведения входят также непротивление злу насилием и любовь к врагу своему, хотя эти принципы носят характер скорее нравственных идеалов святой жизни, чем требований, предъявляемых к обычным людям.

Оцениваемое в целом, в общей форме насилие -- антипод гуманизма и нравственности, ибо означает действия, направленные против человека или его достоинства. Систематическое применение насилия разрушает нравственные основы общества, совместной жизни людей -- солидарность, доверие, правовые отношения и т.п. В то же время вследствие несовершенства, прежде всего, самого человека, а также форм его коллективной жизни общество не может полностью устранить из своей жизни всякое насилие и вынуждено в целях его ограничения и пресечения использовать силу.

Проявление насилия и его масштабы определяются многими причинами: экономическим и социальным устройством, остротой общественных конфликтов и традициями их разрешения, политической и нравственной культурой населения и т.д. На протяжении многих веков насилие выступало важнейшим способом разрешения острых социальных противоречий, их оборотной стороной, особенно в отношениях между народами. Политикам, не обладающим нравственной культурой, гуманными убеждениями, оно кажется наиболее эффективным и соблазнительным методом достижения своих целей, поскольку способно физически устранить противника. Как говорил Сталин, отдавая распоряжения об уничтожении неугодных ему людей, «есть человек -- есть проблема, нет человека -- нет проблемы».

Однако эффективность политического насилия чаще всего является иллюзией. Насилие, применяемое одной стороной, как правило, вызывает адекватное противодействие, ужесточает сопротивление противника, масштабы и ожесточенность конфликта, ведет к эскалации насилия и в конечном счете приводит к неожиданно высоким для его инициаторов людским потерям и материальным затратам. Победа же, если она достигается, как правило, имеет слишком высокую цену.

В истории широкое применение насилия оказывало губительное воздействие не только на отдельных людей, но и на целые нации. Многие народы (например проживавшие на территории нынешней Прибалтики пруссы) прекратили свое существование в результате жестоких войн и физического истребления. Насилие оказывает и косвенное разрушительное влияние на общество, уничтожая его лучших представителей и подрывая генофонд нации. Как отмечал еще в 1922 г. известный русский социолог Питирим Сорокин, «судьба любого общества зависит, прежде всего, от свойств его членов. Общество, состоящее из идиотов или бездарных людей, никогда не будет обществом преуспевающим. Дайте группе дьяволов великолепную конституцию, и все же этим не создадите из нее прекрасное общество». Оценивая ущерб России от недавних мировой и гражданской войн, он продолжал: войны «всегда были орудием отрицательной селекции, производящей отбор «шиворот-навыворот», т.е. убивающей лучшие элементы населения и оставляющей жить и плодиться худшие, т.е. людей второго и третьего сорта. И в данном случае у нас погибли преимущественно элементы: а) наиболее здоровые биологически, б) трудоспособные энергетически, в) более волевые, одаренные, морально и умственно развитые психологический» Сорокин П. А. Современное состояние России//Полис. 1991. № 3. С. 168..

Еще более тяжелый урон генофонду русской нации нанесли сталинские репрессии и вторая мировая война. Новая мировая война, если она будет развязана, может привести к уничтожению или деградации всего человеческого рода. Все это свидетельствует о том, что в целом насилие не только безнравственно, но и губительно для общества. И все же обойтись без него пока еще человечеству не удается.

Важнейшим фактором, непосредственно влияющим на размеры, формы проявления и общественную оценку социального насилия как внутри отдельных стран, так и в отношениях между ними, является характер политического строя: авторитарный, тоталитарный или демократический. Первые два типа государств -- авторитарные и тоталитарные -- наделяют власть, высшее руководство неограниченным правом на государственное принуждение, демократия же признает источником законного принуждения лишь народ и его представителей. Учитывая социальные реальности, гуманизм (и мораль) допускает применение насилия лишь в качестве ответной или превентивной меры по отношению к уголовным преступникам, террористам, злостным нарушителям законов и т.п.

С глубокой древности виднейшие мыслители-гуманисты считали неотъемлемым право народа на ответное насилие -- оборонительные, справедливые войны и восстания против тиранов. «Во всех положениях и состояниях, -- писал родоначальник либерализма Джон Локк, -- лучшее средство против силы произвола -- это противодействовать ей силой же. Применение силы без полномочий всегда ставит того, кто ее применяет, в состояние войны как агрессора и дает право поступать с ним соответствующим образом» Локк Д. Избранные философские произведения. Т. 2. М., 1960. С. 89..

Обращение к силе Локк, а также другие либеральные мыслители считали правомерным и нравственным в том случае, если монарх или избранное правительство не оправдывают доверия народа, нарушают естественные, присущие человеку от рождения права на жизнь, свободу, собственность и др., узурпируют власть и порабощают граждан, жестоко расправляясь с непослушными. В этом случае власть сама ставит себя в состояние войны с народом и узаконивает тем самым его естественное право на восстание против тирании.

В соответствии с этими идеями конституции демократических государств обычно признают законным и нравственным право народа на применение силы, сопротивление против тех, кто пытается насильственно устранить демократический порядок. Однако в конституционном государстве это право действует лишь тогда, когда государственные органы оказываются неспособными противостоять попытке переворота законными средствами.

Демократический строй создает важнейшие предпосылки для ограничения насилия, разрешения конфликтов мирными, ненасильственными средствами. Это достигается прежде всего в результате признания равенства прав всех граждан на управление государством, выражение и защиту своих интересов. В условиях демократии каждая общественная группа имеет возможность свободно выражать и отстаивать свое мнение, добиваться признания его справедливым и принятия парламентом или правительством.

В демократическом правовом государстве само насилие должно быть легитимным, признанным народом и ограниченным правом. Так, в статье 20 (пункт 2) Основного Закона ФРГ говорится: «Всякое государственное насилие исходит от народа. Оно осуществляется с выражаемого на выборах согласия народа особыми органами законодательной и исполнительной власти и правосудия» и в пределах закона.

В конце XX в. с распространением ядерного и других видов оружия массового уничтожения не только обострилась антигуманная сущность социального насилия, но и появились благоприятные условия для его дальнейшего ограничения. Это связано с распространением идеалов гуманизма: мира, свободы, демократии, прав человека и др. в современном мире, а также с крахом большинства авторитарных и тоталитарных режимов, непосредственно опирающихся на насилие.

Уже многие века лучшие умы человечества озабочены проблемой устранения насилия из политической и общественной жизни. Впервые идеи ненасилия зародились в глубокой древности в недрах религиозной мысли -- в буддизме, индуизме, конфуцианстве, иудаизме, христианстве и некоторых других религиях. В дохристианских культах ненасилие понималось преимущественно как безропотное подчинение божественной, природной и общественной необходимости (в том числе власти), терпимость ко всему живому, непричинение вреда окружающему миру, стремление к добру, ориентация человека в первую очередь на религиозно-нравственные ценности. В некоторых религиях, например буддизме и иудаизме, законность самой власти рассматривалась в зависимости от ее соответствия нравственным законам.

Христианство внесло в концепцию ненасилия идеи самопожертвования и любви к ближнему, а также вдохновило верующих на одно из первых в истории массовое применение ненасильственных действий. Имеется в виду непротивление гонениям со стороны властей, вызванным отказом христиан поклоняться римским императорам и официальным богам.

Христианство оказало решающее влияние на восприятие и развитие идей ненасилия в европейской цивилизации (что, конечно, не исключает влияния и других источников, в частности древнегреческой философии стоицизма). Не случайно некоторые исследователи называют первым идеологом и пророком ненасилия, реально воплотившим его в своих действиях, Иисуса Христа, добровольно взошедшего на Голгофу и принявшего мучения ради спасения человечества.

Политика ненасилия имеет глубокие религиозно-нравственные основы. Одну из важнейших идей философии ненасилия -- отрицание насилия, непротивление злу насилием -- можно найти в заповедях Христа из Нагорной проповеди: «Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас. Благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас. Ударившему тебя по щеке подставь и другую; и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку <...> Не судите и не будете судимы; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте и прощены будете» (Лк. 6.27-6.37).

Обоснование политики ненасилия не ограничивается непротивлением злу. Философия ненасилия предполагает активную позицию и действия, основанные на верховенстве духовно-нравственной власти над властью политической в соответствии со словами апостола Павла: «Следует Бога больше слушать, чем людей».

Христианские идеи ненасилия пытались воплотить в жизнь разнообразные религиозные течения и секты. Они стали одной из важнейших целей европейского Реформаторства, были полностью приняты к действию движением квакеров, а в России сектой духовных христиан -- духоборов. Эта достаточно массовая секта за оппозицию официальному православию, неподчинение властям и отказ от несения военной службы подверглась гонениям со стороны правительства и в конце XIX в. переселилась в Канаду, где проживает и сегодня.

Большой вклад в концепцию ненасилия внесли крупнейшие русские писатели и философы, особенно Л.Н. Толстой, который создал целое учение о непротивлении злу насилием и стремился воплотить его в жизнь, в том числе личным примером, а также Ф.М. Достоевский, пытавшийся решить в своих произведениях проблему нравственной недопустимости насилия. В Америке виднейшим представителем идей ненасилия, обосновавшим использование ненасильственных действий в политике применительно к конституционному государству, был известный писатель и философ Генри Торо (1817--1862).

Новый этап в развитии концепции ненасилия и особенно в ее внедрении в реальную массовую политику связан с именем Махатмы Ганди. С помощью созданного им Индийского Национального Конгресса он успешно воплотил в жизнь целостную стратегию ненасильственной политической борьбы, получившую название «сатьяграхи» (в буквальном переводе -- упорство в истине). Эта стратегия была основана на объединении и вовлечении в освободительное движение широких народных масс, независимо от их классовой или кастовой принадлежности и осуществлялась исключительно методами ненасилия в основном в двух формах -- отказа от сотрудничества с колониальной администрацией и гражданского неповиновения. Несотрудничество выражалось в бойкоте правительственных учреждений и учебных заведений, отказе от титулов и званий, пожалованных английскими властями, организации мирных шествий и демонстраций.

Гражданское неповиновение проявлялось в игнорировании законов и распоряжений колониальной администрации, в проведении политических забастовок и харталов (прекращение деловой активности, закрытие торговых заведений и т.п.), неуплате налогов. Во взаимоотношении с колониальными властями использовалась тактика мирных переговоров, компромиссов и поиска консенсуса.

Суть концепции ненасилия в политике заключается в отказе от применения силы при разрешении конфликтов и в урегулировании спорных вопросов на основе принципов гуманизма и нравственности. Она рассчитана на действие более высоких мотивов человеческого поведения, чем страх перед физическим наказанием или экономическими санкциями, -- на силу духа, нравственной убежденности, героического примера. Основой насилия, -- пишет политолог Д. Фейхи, -- является власть ненависти или, по крайней мере, страха, в отличие от ненасилия, основой которого служит сила бесстрашия и любви. Ненасилие «не ранит, не разрушает и не убивает, как физическое оружие, а исцеляет, объединяет и содействует сближению судеб угнетенного и угнетателя» Антология ненасилия. Изд. 2. Москва; Бостон, 1992. С. 89..

Ненасилие в политике традиционно служило специфическим средством воздействия на власть снизу. Его обычно применяют люди, не обладающие средствами насилия или крупными экономическими ресурсами влияния. Хотя история знает случаи участия в ненасильственных действиях и служащих аппарата принуждения, например полицейских, как это было, в частности, во время освободительной борьбы в Индии. Очень часто ненасильственный метод борьбы используют социальные, национальные и иные меньшинства для того, чтобы обратить внимание властей и общественности на бедственность своего положения. Ненасилие занимает центральное место среди средств влияния экологических движений, например движения «Гринпис».

Ненасильственные методы учитывают особенности общественной субстанции -- наличие у объектов их воздействия нравственного сознания, совести и разума. Именно к ним апеллирует ненасилие. Если бы в обществе действовали лишь разумные, но бесчувственные машины, роботы, то всякое ненасилие было бы бессмысленным. Эффективность ненасилия основана на использовании внутренних механизмов мотивации поведения и прежде всего совести, а также общественного мнения, его авторитета и влияния.

Философия ненасилия утверждает верховенство личности, ее духовно-нравственного мира по отношению к власти. Она исходит из того, что внутренний голос совести выше законов государства. «Неужели гражданин должен, хотя бы на миг или в малейшей степени, передавать свою совесть в руки законодателя? -- писал Генри Торо. -- К чему тогда каждому человеку совесть? <...> Мы должны быть сперва людьми, а потом уж подданными правительства. Желательно воспитывать уважение не столько к закону, сколько к справедливости» Антология ненасилия. С. 7..

Философия политического ненасилия существенно отличается от пацифизма, пассивного созерцания зла, непротивления насилию. Она предполагает активные действия, не только вербальные, словесные, но и практические, однако при этом не должно быть никакого физического воздействия (т.е. воздействия на тело человека) или ограничения свободы его пространственного передвижения (заключения под стражу, в тюрьму). Хотя в определенных условиях средством ненасильственного воздействия может быть отказ от выполнения своих служебных или иных обязанностей, сознательное воздержание от тех или иных действий.

Концепция ненасилия претворяется в жизнь с помощью ненасильственных действий. Сам этот термин -- «ненасильственные действия» -- употребляется как в широком, так и в узком значениях. Ненасильственные действия в широком смысле -- любая политическая активность (или умышленная пассивность), исключающая насилие. Исходя из широкого значения данного термина, все политические действия делятся на насильственные и ненасильственные.

В узком значении понятие «ненасильственные действия» включает не всякую ненасильственную деятельность, а лишь ту, которая направлена против властей и связана с гражданским неповиновением, с нарушением буквы или духа закона или административных норм (например неуход из служебных зданий после завершения рабочей смены). Понимаемые в этом смысле ненасильственные действия отличаются от осуществляемых в соответствии с законом демократических способов политического соперничества: организационно-партийной и пропагандистской работы, избирательных кампаний, парламентской борьбы и т.п. В научной литературе понятие «ненасильственные действия» обычно употребляется в узком смысле, хотя это создает и определенные неудобства, связанные с несоответствием значения данной категории ее дословной трактовке в русском языке.

Способы (средства) ненасильственных действий разнообразны. Многие из них применялись уже в глубокой древности. Так, еще в 494 г. до н.э., чтобы заставить правителей Рима выполнить свои требования, проживавшие там плебеи оставили работу и покинули город.

В России ненасильственные способы политической борьбы -- стачки, демонстрации, народные собрания и др. -- широко использовались в 1905--1906 гг. с целью заставить самодержавие учредить парламент. Их результатом стал созыв Государственной Думы.

В современном мире арсенал ненасильственных способов политической борьбы чрезвычайно разнообразен. Американская исследовательница проблем ненасилия Джин Шарп в своей получившей широкую известность книге «Политика ненасильственных действий» (1973) описывает 198 ненасильственных способов борьбы. Это -- публичные выступления, заявления, письма протеста или поддержки, выставление лозунгов, депутации, пикетирование, надоедание официальным лицам, остракизм отдельных людей, забастовки, ненасильственная оккупация зданий, невыполнение законов, чрезмерная загрузка административной системы и т.д.

Все эти и многие другие способы ненасильственных действий этически нейтральны и могут использоваться не только в нравственных, но и в безнравственных целях. В последнем случае они прямо противоречат гуманистическому духу и сути концепции ненасилия. Нравственная направленность ненасильственных средств политики во многом зависит от характера общественного строя. В авторитарных и тоталитарных государствах, не позволяющих гражданам свободно выражать свои требования, использование ненасильственных средств борьбы служит, как правило, нравственным целям.

Установление в обществе демократии в значительной степени устраняет почву не только для применения социального насилия, но и для ненасильственных средств политической борьбы. По своему замыслу демократия базируется на идеях социальной и особенно политической справедливости -- запрете нелегитимного насилия, признании свободы личности, равенства прав граждан на управление государством и т.д. В условиях демократии каждому предоставляется формально равная возможность открыто и на законных основаниях выражать и защищать свои интересы и мнение с помощью специально предназначенных для этого институтов: выборов в государственные органы, участия в деятельности партий, групп интересов и т.д.

Взамен предоставления каждому гражданину таких прав и тем самым реализации важнейших принципов политической справедливости правовое государство требует от личности выполнения определенного минимума нравственных обязанностей. Как пишет немецкий ученый Иосиф Изензее, «этический минимум, который гражданин должен вносить в демократию, является как бы «спортивным» поведением: признание правил игры честного политического соревнования и готовность, в случае чего, признать свое поражение» Изензее И. Конституционные права и демократия//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Социально-политические исследования. 1992. № 6. С. 21..

Иными словами, правовое государство требует определенного уровня нравственного развития общества, предполагающего уважение достоинства и равенства прав каждого человека, готовность предъявлять к себе такие же нравственные требования, как к другим, законопослушание и ответственность перед обществом за использование предоставляемой свободы.

Эти этические требования в полной мере касаются и ненасильственных средств политического влияния, многие из которых нравственно амбивалентны, т.е. могут использоваться в прямо противоположных целях. Так, например, в первые годы посткоммунистической России ряд категорий работников, обладающих относительно высокой организованностью и важнейшими ресурсами экономического влияния (шахтеры, авиадиспетчеры и др.), в условиях общего снижения уровня жизни населения приобрели себе с помощью забастовочной борьбы (ненасильственного действия) целый ряд экономических и социальных привилегий, оплачиваемых за счет бюджетных средств, предназначенных для других категорий работников и пенсионеров. Забастовки такого рода движимы групповыми эгоистическими интересами. Они противоречат социальной справедливости и являются средством экономического насилия, шантажа и вымогательства.

Вместе с тем происходившие примерно в тот же период забастовки ряда социально ущемляемых общественных групп (учителей, врачей и т.д.) были вполне справедливыми, не только по методу борьбы, но и по характеру требований соответствовали идеалам ненасилия.

В зависимости от конкретной ситуации противоположную с точки зрения нравственности оценку могут носить и кампании гражданского неповиновения. Они предполагают неисполнение законов и распоряжений властей, а нередко включают активные действия, нарушающие нормальную работу транспорта или других общественных и государственных служб и учреждений. Такие действия, особенно когда они не влекут за собой серьезного наказания, по существу есть нарушение нравственного обязательства уважать закон как демократически выраженную или легитимированную волю большинства. Они противоречат также принципу равноправия всех граждан, поскольку участники гражданского неповиновения претендуют на особое право нарушать по своему усмотрению правила политического поведения, соблюдаемые остальными людьми.

Таким образом, при оценке с точки зрения идеала демократического правового государства не только насильственные, но и нарушающие закон ненасильственные средства политической борьбы аморальны (хотя последние безнравственны в меньшей мере). Однако реальная политическая жизнь современных государств весьма далека от демократических идеалов и изобилует законами и, особенно, практическими действиями властей, противоречащими социальной справедливости и морали в целом. Недостаточная эффективность институтов демократического волеизъявления, бюрократизация государственного аппарата, коррумпированность, консерватизм и бездушие должностных лиц и чиновников и многие другие факторы не всегда позволяют гражданам выразить свои справедливые требования или своевременно обратить внимание общественности и властей на острейшие общественные проблемы. Поэтому в таких условиях применение ненасильственных действий (в том числе гражданского неповиновения), мотивированных не групповыми эгоистическими интересами, а заботой о благе других людей или безопасности всего человечества, вполне соответствует философии ненасилия и способствует гуманизации политики.

Несмотря на то, что ненасильственные средства могут использоваться не только в нравственных, но и в безнравственных целях, в целом их применение несравненно гуманнее, чем использование насилия. Их широкое внедрение в политику за счет вытеснения из нее насилия было бы огромным шагом на пути ее очеловечивания. В последние десятилетия такой процесс, несмотря на свою противоречивость, становится заметным политическим явлением. На международной арене он проявляется, в частности, в стремлении к созданию нового мирового порядка, основанного на неприменении силы для разрешения спорных вопросов и на равноправном сотрудничестве государств. В современном мире ограничение и исключение насилия из жизни общества стало общей задачей многих религиозных и светских движений, международных институтов, демократических партий и других объединений.

Как отмечается в «Заявлении о ненасилии» конференции ЮНЕСКО (1986 г.), современная наука доказала, что война или какая-нибудь другая насильственная деятельность не запрограммирована генетически в человеческой природе. Биологическая конструкция человека не обрекает его на насилие и войны. «Как "войны начинаются в умах людей", так и мир начинается в наших умах. Тот вид, который изобрел войну, способен изобрести и мир. Ответственность лежит на каждом из нас» Антология ненасилия. С. 247--248..